У Обнорского зазвонил телефон. Он чертыхнулся, положил кий и взял трубку;

– Алло.

– Здравствуй, Андрей Викторович, – произнес голос Соболева.

– Сергей Васильевич! – обрадовался Обнорский. – Ты что? Ты – откуда? Ты в Питере?

– Нет, Андрюха… я у себя, в Крыму.

– Вот елы палы. А я думал: встретимся.

– Встретимся, если прилетишь. Помнишь, я тебя еще в ноябре прошлого года приглашал?

– Ну как же? Конечно, помню.

– Тогда в чем дело? Сентябрь в Крыму, господин расследователь, это – сказка. Прилетай, Андрей. Мы с Валей тебя ждем… Хоть на недельку сможешь вырваться?

– Да я то смогу, – ответил Андрей. – А вот как ты, занятой государственный человек?

– А я теперь свободен, – сказал Соболев весело.

– Как свободен? Я не понял: что значит «свободен»?

– Прилетишь – расскажу. Когда тебя ждать?

Обнорский прикинул в уме список неотложных дел и решил, что слетать на три четыре дня можно… надо же иногда и отдыхать.

– Через неделю прилечу, – сказал он.

– Отлично, – ответил Соболев. – Мы с Валентиной тебя ждем.

Андрей сложил трубу и взялся за кий.

– Твой удар, – сказал Игорь. – Фартит тебе сегодня, Андрей.

– Фартит, – согласился Обнорский, ударил и не забил явно забойный шар… Он вспомнил слова Соболев: «Я теперь свободен…» И голос, которым он это сказал… веселый голос. Странно – веселый голос… да нет, вовсе не веселый голос. «Я свободен теперь…» От чего?

– Ну ты чего то не того, Андрюхин, – сказал Игорь.

– Да, я чего то не того, – согласился Андрей.

***

На этот раз Соболев встретил Андрея в аэропорту Симферополя лично. Он был в джинсах, легкой кожаной куртке, без галстука… Андрей удивился. Еще больше он удивился, когда выяснялось, что Соболев приехал в аэропорт на личном автомобиле и без водителя. Обнорский бросил сумку на заднее сиденье «Жигулей», сказал:

– Значит, говоришь – свободен?

Соболев ничего не ответил, только улыбнулся… Но эта улыбка подтвердила дурные предчувствия Обнорского, и он окончательно убедился в том, что правильно понял слова Соболева о своей свободе. Экс премьер пустил движок и аккуратно выехал со стоянки.

– Когда это произошло, Сергей? – спросил Обнорский.

– В августе, Андрей Викторович, в августе…

– Это как то связано с «делом Горделадзе»?

– Косвенно… Как долетел?

– К черту «как долетел»! Я спрашиваю: что случилось? А ты в ответ «как долетел» ?

Соболев снова улыбнулся, ответил:

– Не гони коней, расследователь… Все расскажу.

Теплый ветерок влетал в приоткрытое окно, трогал упругими пальцами кожу, шевелил волосы.

– Я все тебе расскажу, расследователь… Только давай не сейчас. Не сегодня. Вот завтра поедем на Тарханкут…

– Куда поедем?

– Мыс Тарханкут – западная оконечность Крыма. Места красивейшие, маяк на самой западной точке. Рыбалка и шашлыки гарантированы. Там и потолкуем… А сейчас – обедать. Валентина ждет.

В тот день к теме «свободы» больше не возвращались. Соболев был весел, раскован, много шутил, но несколько раз Обнорский замечал в его глазах очень странное выражение… Он задавал себе вопрос: а как бы вел себя ты, если бы у тебя отобрали любимое дело? Хватило бы у тебя мужества держаться так же спокойно? Приглашать гостей? Рассказывать о рыбалке и о красотах Тарханкута?…

Ответа Андрей не знал, но от одной мысли о том, что теоретически такое может произойти, становилось тошно… Он вспомнил, как тосковал по работе в Нижнем Тагиле, в ментовской зоне, куда его определили Антибиотик и Наумов… Что ты знаешь о том, каков будет завтрашний день? Что ждет тебя за следующим поворотом?

– О чем задумался, Андрей? – перебил его мысли Соболев.