Даже сквозь туманную завесу продолжавшейся головной боли до него начало доходить, что вокруг происходит что-то глубоко не то. И именно он является центром этого самого происходящего “не того”.

    – Свободу от самого гнусного, зловещего, коварного и ужасного поработителя, какого только знал Мир! – громко, ибо смешки за спиной также становились все громче и громче, провозгласил Корюшка. – Древнего проклятья наших предков, нас и благодаря тебе уже не наших детей – черного дракона Грааугржимерюканга!

    – Ч-чего?

    – …Без всякого оружия ты вышел на ратное поле и голыми руками одолел саму смерть, мчавшуюся на тебя с распахнутыми крыльями. И когда первый дракон рухнул с небес…

    – Гляньте! – выкрикнул стоявший в углу Эмиль Глаумат, который ясно чувствовал: еще одно слово, еще миг речи дядюшки Подсмейла, и он сам не хуже дракона рухнет и забьется в истерике. – Его руки! На них нет даже царапин! Это чудо!

    – Чудо! Чудо! – подвывающими голосами поддержали его остальные. – Истинное чудо!

    Дядюшка Подсмейл схватился за горло, словно собрался придушить себя на месте.

    Кто-то снаружи заколотил по окну.

    – В самом деле, – прохрипел Корюшка, продолжая хвататься за горло. – Там же все, почитай, Дудинки собрались. Народ, понимаешь, хочет видеть и знать своих героев.

    – Боги, – простонал Шах. – Дядюшка Подсмейл, о чем вы? Опомнитесь. Я… Старый Грау… Герой… Я же ничего не понимаю!

    – А тебе, – заявил Нитрам Рожь, – вовсе и не надо ничего понимать. Ну-ка, парни, помогите герою подняться.

    На крыльце свет был еще более убийственно ярким, но, прежде чем Шах успел зажмуриться, на него с визгом налетело что-то цветное и пахучее, яростно расцеловало в обе щеки, впилось в губы и напоследок повисло на шее.

    – Шахок! – радостно завопило это “что-то”, и Шах с ужасом осознал, что Морри Харрикейн, Морри-Тайфун, одна из самых красивых девушек села, о робком прикосновении к которой он до сегодняшнего дня лишь тайно мечтал, висит у него на шее.

    – Я всегда знала, что ты станешь кем-то великим. И… – Морри несколько раз моргнула своими синими глазами и потупила их – не из скромности, как подумал Шах, а исключительно для того, чтобы не дать ему разглядеть плясавшие там смешинки. – Знаешь, на самом деле ты мне уже давно нравился. Честно-честно.

    – Морри, – если бы Шаха не поддерживали, он бы рухнул прямо на крыльце вместе с девушкой. – Я…

    – Дорогу старосте! Дайте пройти старосте!

    Собравшаяся вокруг толпа чуть раздалась, и из нее важно выплыл Обер – в праздничном церемониальном наряде, надевавшемся им всего несколько раз в год.

    – С-староста, я… – успел побулькать Шах, прежде чем Морри заткнула ему рот очередным поцелуем.

    Вислоух спокойно дождался окончания поцелуя, поднял вверх священный посох Отца-Основателя и, запрокинув голову, провозгласил:

    – Слава герою!

    – Слава! – подхватила толпа вокруг. – Слава! Слава! Обер терпеливо подождал, пока крики и свист постепенно затихли.

    – Я очень рад, – начал он, – что именно в этот год, год моего скромного управления, среди нас нашелся человек, чье имя и подвиг, вне всякого сомнения, прогремят на весь Мир.