В итоге присяжные осудили Тёрнера. Его версия событий выглядела откровенно неубедительно. Если, как утверждает обвиняемый, все происходило с обоюдного согласия и к обоюдной радости, то почему он пустился наутек, когда его потревожили проезжавшие мимо шведские аспиранты? И зачем Тёрнер «терся» об Эмили, когда она отключилась? В самом начале первого ночи Доу отправила своему бойфренду голосовое сообщение. Его воспроизвели на суде. Ясно, что в тот момент девушка была едва способна говорить. Если установленный законом критерий – «пребывать в полной отключке, уже не понимая, что делаешь», то, похоже, Доу была весьма к этому близка.

Во время прений прокурор показал присяжным фото Эмили Доу, распростертой на земле. Одежда наполовину сорвана. Волосы растрепаны. Она лежит на сосновой хвое возле мусорных баков. «Ни одна уважающая себя женщина, если она способна воспринимать происходящее, не захочет, чтобы ею овладели вот так, – сказал прокурор. – Одно только это фото убедительно показывает, что обвиняемый воспользовался состоянием жертвы, которая даже не понимала, что происходит». Тёрнера признали виновным в трех тяжких преступлениях, орудием которых был его палец: покушение на изнасилование лица, пребывающего в состоянии алкогольного опьянения; развратные действия в отношении лица, пребывающего в состоянии алкогольного опьянения; и развратные действия в отношении лица, пребывающего в бессознательном состоянии. Его приговорили к шестимесячному тюремному заключению и пожизненной регистрации в публичном реестре сексуальных преступников.

Кто злоумышленник, в этом случае было ясно сразу. Что именно произошло той ночью, установил суд. Но сложнее всего объяснить, почему безобидное с виду знакомство на дискотеке закончилось тяжким преступлением. Как известно, иллюзия прозрачности, которой многие из нас грешат, приводит к возникновению между незнакомцами множества самых различных недоразумений. В результате мы принимаем невиновного за преступника, и наоборот. А что происходит, когда в эту смесь добавлен еще и алкоголь?

4

Дуайт Хит в середине 1950-х гг. защитил в Йельском университете диплом по антропологии, поступил в аспирантуру и решил отправиться за материалом для диссертации в Боливию. С женой Анной и маленьким сынишкой он прилетел в Лиму, где им пришлось целых пять часов ждать, пока механики поставят на двигатели самолета компрессоры. «Это были воздушные суда, которые Штаты списали после Второй мировой, – вспоминает Хит. – Они не могли подниматься выше 10 000 футов. Но Ла-Пас, куда мы направлялись, лежит на высоте 12 000 футов». Пока супруги летели над Андами, они то и дело замечали внизу обломки «самолетов, у которых отказали компрессоры».

А потом из Ла-Паса пришлось еще 500 миль ехать вглубь страны на восток, до пограничного городка Монтеро. В этой части Боливии бассейн Амазонки встречается с областью Чако – бескрайние джунгли соседствуют тут с пышной прерией. Живут в тех местах камба – народ, происходящий от коренного индейского населения и испанских колонистов. Говорят они на наречии, представляющем собой смесь местных индейских языков и андалусского диалекта испанского языка XVII столетия. «На карте это было белое пятно, – говорит Хит, – железная дорога туда еще не дошла, шоссе не проложили: видно, правительство не шибко тем регионом интересовалось».

Поселилась семья антрополога в хибаре на окраине городка.

«Ни тебе асфальтированной дороги, ни тротуаров, – рассказывает Анна. – Если кто-то забивал домашнюю скотину, то шкуру вывешивали на воротах, и любой мог зайти с пачкой банановых листьев в руке – вместо тарелки. Дома сплошь глинобитные, оштукатуренные, с черепичными крышами; на главной площади росли три пальмы. Передвигались в основном на телегах, запряженных быками, только у пастора был джип.