Передвигались в основном на телегах, запряженных быками, только у пастора был джип. Имелся там и местный ресторан, где несколько женщин готовили в большом котле рис с соусом. Парень, который варил кофе, был родом из Германии. В год нашего приезда в Боливию там насчитывалось всего 85 иностранцев. В общем, не самое оживленное место».
Зато для этнографа в Монтеро было настоящее раздолье, и Дуайт пополнял свою копилку знаний, как он сам выразился, «сгребая все подряд». Чтобы показать туземцам, что они не миссионеры, супруги не таясь курили табак. Они отсняли там тысячи фотографий. Ходили по городу и активно вступали в беседы с местными жителями, а вернувшись домой, Дуайт садился за пишущую машинку и весь вечер обрабатывал собранные данные. Через полтора года, набрав множество материала, Хит с семьей вернулся в Нью-Хейвен. Дуайт тут же принялся за диссертацию – и моментально обнаружил, что едва не упустил, возможно, самую удивительную особенность сообщества, которое изучал. «Ты понимаешь, – спросил он жену, подняв глаза от записей, – что в Боливии мы каждые выходные регулярно употребляли алкоголь?»
На протяжении всего того времени, что супруги пробыли в Монтеро, они каждую субботу получали приглашение на дружескую пирушку. Там это своего рода традиция. Хозяин покупает первую бутылку и рассылает приглашения. Собирается с десяток гостей, и начинается пирушка, которая длится очень долго – зачастую до утра понедельника, когда все наконец-то расходятся, поскольку пора на работу. Состав компании самый неформальный: бывало, что приглашали даже абсолютно посторонних людей, которые шли мимо. Но при этом камба следовали строгому ритуалу: все происходило по одному и тому же сценарию. Присутствующие садились в круг. Кто-нибудь играл на барабанах или гитаре. На стол ставили бутылку рома, купленную на одном из местных сахарных заводов, и стаканы. Хозяин наполнял стакан, подходил к кому-нибудь из гостей, останавливался перед «тостуемым», кивал и поднимал стакан. «Тостуемый» улыбался и кивал в ответ. Затем хозяин отпивал половину и передавал стакан визави, который тот допивал. После этого он, в свою очередь, вставал, наполнял стакан, шел по кругу и повторял ритуал с другим гостем. Кто уставал пить, просто отрубался прямо на земле, свернувшись в клубочек, а проснувшись, вновь присоединялся к пирушке.
«Ром, который там употребляют, просто кошмар, – вспоминает Анна. – От него буквально глаза лезли на лоб. Когда я впервые попробовала это жуткое пойло, то подумала, что меня прямо сейчас вырвет. Даже камба не говорили, что им нравится этот вкус. Они признавали, что он ужасен. Весь следующий день бедняги потели этой гадостью. И воняли ею».
Но Хит с женой стойко терпели.
«В 1950-х аспирант-антрополог считал, что нужно приспосабливаться к окружающей среде, – поясняет Дуайт. – Никого не хочется оскорблять, ни от чего стараешься не отказываться. Я скрипел зубами, но выпивал эти дружеские подношения».
«Мы вообще-то не слишком много пили, – продолжает Анна, – потому что за нас не так часто провозглашали тосты, как за других гостей. Мы были чужаками. Но однажды камба устроили просто грандиозную тусовку – собрали человек шестьдесят или восемьдесят. Они пили, отключались, потом приходили в себя и снова веселились. Подошла моя очередь, и тут я вспомнила, что по правилам могу делегировать эту почетную обязанность Дуайту. Супруг должен пить вместо жены. Помню, муж тогда как раз держал под мышкой керосиновый фонарь, и я сказала: “Дуайт, осторожно, ты обожжешь руку“. А он ответил: “Ладно, если только руку, как бы не спалить все внутренности».
Вернувшись в Нью-Хейвен, супруги отдали бутылку боливийского рома на анализ и узнали, что крепость напитка составляет 90°. Это был лабораторный этанол – такой спирт ученые используют для консервации тканей. |