Плещеев-то
царю сродни, а соль всю нынче загреб под себя - цену набил такую, что
простому люду хошь без соли живи...
- Слыхал я это. У тебя, Ириньица, нет ли ненароком татарской одежины?
- Есть, голубь-голубой. С мужем-то моим - неладом его помянуть! -
одежиной разной в рядах торговали... Ужо я поищу в сундуках, да помню,
голубь, что есть она, поганая одежина, и шапка, и чедыги мягкие с узором.
- Ты жонка толковая!
- Народ-то давно бы навалился на своих супротивников, только немчинов
пугается, - немчин на зелье-пушки востер, а уж, конешно, немчин не за
народ!
- Ништо и немчин! Наливай-ка, жонка!.. Русь надо колыхнуть, вот тогда и
немчин в щель залезет...
Пили, целовались, снова пили. Гость поднял высоко голову курчавую.
Глаза его стали глубокими и по-особому зоркими.
- А ежли меня палачи, истцы да псы разные боярские искать зачнут,
тогда, Ириньица, не побоишься дать мне сугреву у себя?
- Молчи, голубь-голубой! Укрою, а сыщут - и на дыбу за тебя пойду.
- Пьем-молчим, жонка!
- Сторговались - в сани уклались, - сказал юродивый. - Хмельным старика
забыли тешить?
- Помним, дедо, помним!
В большой медный кубок юродивого казак налил меду.
- Вот оно, то, что надоть: и сладко и с ног валит!
- Ты бы, дедко, рубаху накинул!
- Эх, Ириха, под рубахой моей святости не видно, а я еще плясать пойду.
Ты, паренек, когда о жонку намозолишь губы, а шея заболит от женских рук,
поговори со мной,
- Ладно! - Гость придвинулся к юродивому.
- Дальней ли будешь?
- С Дона... У нас хлеба не пашут, рыбу ловят, зверя бьют и ясырь
[пленника] берут, торгуют людьми да на Волгу из Паншина (*6) гулять
ездят... тем живут!
- А ты, гость-паренек, когда в отаманах будешь, не давай человека
продавать...
- Пошто, дедко?
- Самого продадут... А клады искать любишь?
- Нашел, вырыл, - вот, вишь, клад, - казак похлопал женщину по широкой
спине.
- Этот клад поет в лад, а в лад не войдет, мороз по коже пойдет - она у
меня с норовом... Ты казну ежли золотную, жемчужную альбо серебряную
похощешь, то скажу я тебе о травах цветных, сиречь подосельному - о кринах
черленых и белых...
- Любопытствую, дедо, скажи!
- Так вот чуй: есть скакун-трава, растет на надгробных местах, ростом
высока, цвет голуб, кольцами; весьма для клада гожа. Завернуть сию траву в
тряпицу, она сама раскрутится и скочит, а вертеть ее надо на поле: куда
трава скочит, там огонь возгорится, тут и клад рой...
- Мой клад, дедо, вон на лавке лежит, - в чудеса я не верю, саблей
добуду жемчуг, золото и жонку.
- Али тебе не сказывать дальше?
- Нет, ты говори - чую.
- Ну, так чуй! Есть трава хмель полевой, растет при болотах, на ей
шишки желтые, только цвет отличен от хмелевого, что в хмельнике... Ежли
истолкешь в порошок семя тех шишек да в вине ли, в пиве изопьешь, - сколь
ни пей, пьян не будешь. |