|
.. Тут, вишь, братаны, на торгу юродивой Гришка-горб шатается, так он Матренкиной кике непочетное место нашел: носит в портках, а зовет килой! - Хо-хо-хо! - У, ты, образина нехрещеная! Бочки лежали, иные торчали стоймя, люди за ними были как за колоннами, выходили и вновь прятались. За бочками кто-то тренькал на струнах, а перед бочками тонконогий, черный, в длинном подряснике, подпоясанный рваной тряпицей, плясал поп-расстрига, гнусаво напевая: Дьякон с дьяконицей, Дьявол с дьяволицей, - Пономарь кошке Окалечил ножку! Кошка три года хворала, Все кота недолюбала, Кот упал с тоски, Перебил горшки! Из-за бочек выскочил музыкант, тренькавший на ящике. - У, ты! Сидел бы там. Музыкант заюлил, завертелся, загребая рваными полами старой распашницы, видимо, украденной у жены. В прорехе мелькал голый, замаранный смолой зад. Музыкант колотил по ящику, дергал натянутые на нем струны, подпевал: Как под ельницею, Под березницею Комар с мухой живет, Муха песни поет. Ой, спасибо комару, Что пришелся ко двору, Ой, спасибо мушке, - Прожужжала ушки! - Эй, народ! Знаете, что ваши домры да сломницы [сломница - кривая труба] сожгли по патриаршу слову и нынче настрого заказано в кабаках песни играть? Музыкант перестал плясать, а кабатчику ответил! - Ништо, батько Трифон! Москва погорит - сам спляшешь. - Ах ты, голое гузно! Ужо истцы придут, по-иному заговоришь. Кабатчик выскочил из-за стойки с плетью. Жонки-пропойцы дрались. Казак потянул женщину за собой. Целовальник разогнал дерущихся, вернулся за стойку. Не видя казака и его подруги, пожалел, тряхнул бородатой головой, икнул, покрестил рот: - Истцы-не идут, а детину с жонкой упустил. Детина с саблей... Кровь на руках, воровские каки-то людишки... Женщина двигалась будто во сне. Казак спросил: - Ты, жонка, ведаешь ли путь? - Веду куда надо, голубь-голубой. Они прошли по шаткому бревенчатому мосту через Москву-реку, пробрались закоулками Стрелецкой слободы (*4). Женщина вела такими местами, где людей или не было, или редкий кто встречался им. Потом она повела старым пожарищем. Через доски с гвоздями, через обгорелые бревна и матицы шагали, спускаясь вниз до земли и вновь подымаясь на бревенчатый завал. - Не верил тебе, что путь знаешь! - Ой, голубь, да как мне его не знать? Истомилась я - сколь время высидела в яме. Голосила: "Прости, белой свет..." - и не упомню, что голосила денно и нощно... Ой, да откудова ты сыскался такой? С неба, видно?.. - С земли!.. Дьяк на торгу вычитал, - глянул я, ведут нагую... В старинном тыне, обросшем кустами обгорелой калины и ивы, женщина отыскала проход. Согнувшись, пролезая, продолжала: - Не домой тебя веду, голубь, там уловят, а здесь не ведают. |
