Тарелку с остатками еды он брал в руки, как ядовитое животное, — с осторожностью и опаской. Лесков разъяснил, что у них как-то установилось разделение обязанностей: он закупает продукты, нарезает хлеб, заваривает чай и открывает консервы, а Лубянский убирает со стола. Это, разумеется, только в те дни, когда они ужинают вместе, разика два в неделю.
— В остальное время ты обходишься без чая, без консервов, — понимающе кивнула сестра. — Знаешь, это смешно, но меня больше всего мучило, что ты своей вечной колбасой испортишь в конце концов желудок. Предупреждаю: колбасы в этой комнате я не потерплю.
— Ну, Юлечка, нельзя же так! — развел он руками. — Я как раз сегодня накупил колбасы про запас. Не выбрасывать же.
Она сказала, не слушая его оправданий:
— Ужасно хочу видеть твоего Лубянского. Ты столько о нем писал хорошего! Вероятно, удивительный человек.
— Удивительный! — горячо отозвался Лесков. — Инженер с редким кругозором и культурой. Тебе с ним будет интересно. Сегодня вечером он придет познакомиться. Кстати, он не женат — ухаживает за одной здешней девушкой, но что-то неудачно.
Юлия рассмеялась:
— Ты напрасно мне это говоришь, Саня. Для твоего Лубянского я уже не могу представить интереса. Какого-то винтика в этих делах у меня не хватает, ты сам это знаешь, и я это знаю. А кто еще будет?
— Еще Павлов.
— Ты писал мне о нем? Что-то не припомню такой фамилии.
— Я познакомился с ним недавно. Он, правда, очень рассеян и хмур, но мне пришлось его пригласить. Если он за целый вечер не проронит ни слова, ты не смущайся, с ним это бывает.
— Мы с тобой тоже не очень веселые люди, — заметила сестра. — Скорей даже скучные. И сами отлично умеем молчать целыми вечерами.
Лесков засмеялся. Он с наслаждением следил, как ловко сестра скользила между столом, стульями и кроватями, ничего не задевая. Если бы он решился хоть вполовину так же быстро двигаться, то давно бы уже что-нибудь с грохотом обрушил. Юлия переставляла вещицы с места на место, оправляла одеяла, взбивала подушки. Лесков, считавший, что заботами Мегеры Михайловны у них в номере поддерживается идеальный порядок, вдруг с удивлением увидел, как комната на глазах преображается и хорошеет, принимает какой-то иной, домашний, а не гостиничный вид.
— Тебе еще кое с кем придется встретиться, — сказал Лесков. — Знаешь, кто приехал в Черный Бор? Вот незадолго» перед тобой.
— Кто, Санечка?
— Пустыхин. С ним Шур и Бачулин.
Юлия, встревоженная, повернулась к брату. Он казался спокойным и веселым. Но она умела понимать его глубже внешнего вида. Она села рядом и обняла его.
— Что это значит, Саня? Неужели продолжение старых споров? Почему он не оставляет тебя в покое?
Лесков пожал плечами.
— Пустыхину, вероятно, кажется, что это я не оставляю его в покое. Он приехал сюда в командировку — разрабатывать проектное задание на вторую очередь одного из здешних заводов. Он, конечно, этого не показывает, но не думаю, чтобы ему было приятно мое присутствие здесь.
— Нет, ты скажи, какие у вас отношения? — допытывалась сестра. — Вы не ругались, не ссорились? Ужасно боюсь, что ты опять не сдержишься.
— А зачем мне не сдерживаться? — возразил брат. — Он свое делает, а я свое. Конечно, если меня спросят, я стесняться не буду. А пока мы с ним расцеловались при встрече, выпили пива, даже песню спели здесь, в номере, — Мегера Михайловна скандал подняла, что мешаем другим спать. Запевал, конечно, Василий.
— Бачулин — хороший человек, — сказала Юлия быстро. — Шур тоже. А Пустыхина я боюсь. |