– Думаю, хотели ускорить поиск Графа. Пытали ее, но она не знала.

– Я дважды замечал за своей машиной бежевую «волгу» «ГАЗ‑31». Сегодня утром она была здесь.

– Да, я знаю. Мы их всех только что арестовали. «Летучий голландец» – конвойная бригада из наемников, официально – подразделение по охране и сопровождению спецколонн. Они убили Градиевскую, следили за вами, устроили вот эту бойню.

– Зачем они уничтожили этих людей?

– Искали Графа – меня то есть. Но меня здесь давно не было. После того как мы предотвратили вывоз урана, пришлось исчезнуть.

– Почему же они не нагрянули сюда раньше?

– Не знали, видимо, где искать.

– Но все же нашли?

– Благодаря вам, доктор.

Моцарт заволновался в предчувствии какого‑то неожиданного и столь же неприятного для себя поворота.

– Мне?..

– Вам. Они побывали у Ковалевой вчера после того, как вы вышли от нее. И расспросили, чем вы интересовались. – На вопросы полковник отвечал нехотя, все время смотрел куда‑то в сторону, вдаль, и Моцарту показалось, что он вообще говорит с ним лишь потому, что чувствует себя обязанным.

– Значит… эти люди погибли из‑за меня?!

– Положим, эти люди были не лучше тех. Это ведь они убили ваших коллег из травматологической бригады.

Моцарт подумал, что, наверно, выглядит в его глазах трусливым и мелочным, и почувствовал себя окончательно подавленным событиями последнего часа и тем, что узнал из рассказа полковника.

– Что же, за мною все время следили?

– А как же. Когда стали подозревать, что Градиевский жив. Проверяли, не через вас ли поддерживает с ним связь Луиза. Согласитесь, для мужа вы вели довольно странный образ жизни.

Дали отбой. Заряд был обезврежен. Люди стали возвращаться на места.

– Вы не спрашиваете, почему я не обратился в милицию, – страстно захотелось оправдаться Моцарту.

– У вас еще спросят об этом, доктор, – полковник увидел у ворот Чадрина из ФСБ, который приезжал вместе с Миловановым на операцию Ковалева, и направился к нему. – Это не по моей части. Извините, – кивнул Моцарту.

– Выходит, я был игрушкой?! – вспылил Моцарт, увязавшись следом. – С одной стороны меня держали на прицеле какие‑то высокопоставленные бандиты, с другой – рассматривали как под микроскопом спецслужбы!.. Но я не игрушка!.. Вы слышите? Я человек!.. У меня есть свое дело, своя жизнь! Я не хочу, чтобы в нее влезали, подглядывали в замочную скважину!..

Полковник остановился и повернулся к нему:

– Послушайте, Першин! В этой войне нет тыла. Если кто‑то думает, что может остаться в стороне, то жестоко ошибается. Что делать – такое время. Нужно жить в постоянной готовности, что война в любую минуту может постучаться к тебе в дверь. Желаю здравствовать. Был приятно удивлен, узнав, что все так благополучно для вас кончилось.

Он улыбнулся и протянул руку. Моцарт помедлил, потом вынул из кармана пулю калибра 5,45 от автомата «АК‑74» и, вложив в его ладонь, побрел по дороге.

Хотелось побыть одному. Хотелось тишины. Проспать столько, сколько потребуется, чтобы вытравилось из памяти все, чем пропитана эта вонючая реальность – с трупами, кровью, выстрелами, продажными генералами и переодетыми в форму спецслужб карателями в масках; все, что не имеет отношения ни к нему, ни к Амадеусу, который стал вдруг таким чужим, далеким, будто его и не было на Земле вовсе.

1996 г.