— Позвольте…

Я протянул патент, подумав, что мне и самому не мешает посмотреть, если так можно выразиться, верительные грамоты собеседника.

После внимательного изучения документа Вильгельм попытался выпытать, каким образом простой лиценциат сумел выправить себе патент на огнестрельное оружие, но я лишь разводил руками и ссылался на имперское законодательство. А под конец и вовсе спросил:

— Сеньор, вы меня в чем-то подозреваете?

— Вовсе нет, — пробурчал вон Ларсгоф и вновь обратился к протоколу. — После схватки с разбойниками вы побежали в лес. Зачем?

— Показалось, там был кто-то еще.

— И вы решились его преследовать? Один?!

Я развел руками:

— Ну вы же знаете — горячка боя. Едва ли я осознавал, насколько все это опасно.

— Вы нагнали его?

— Нет.

— Но ваши спутники слышали выстрел, — попытался загнать меня в угол вон Ларсгоф. — И вы вернулись с чужим плащом!

— Промахнулся. Не хватает практики, знаете ли. А плащ лиходей бросил, убегая.

— И это все?

— А что еще? — невинно поинтересовался я.

Вильгельм насупился, но быстро унял раздражение и сменил тему:

— Вы не заметили ничего необычного?

— Будьте любезны уточнить вопрос, — беспечно улыбнулся я, внутренне так и подобравшись.

— Сбежавший разбойник не использовал магию? — в лоб спросил потерявший терпение вон Ларсгоф.

Я мысленно покрыл болтливого южанина самой отборной бранью. Ну чего ему стоило держать язык за зубами? Но виду не подал и лишь развел руками:

— Колдовство? Откуда мне знать? Я обучался на факультете свободных, а не тайных искусств!

— Сеньор вон Черен! — отчеканил Вильгельм, позабыв о надлежащем обращении. — Вы не вполне откровенны со мной!

— Бросьте! Неужели вы всерьез полагаете, будто я в здравом уме кинулся бы преследовать колдуна? Это же абсурд!

Вон Ларсгоф попытался зайти с другой стороны, я мило улыбался и стоял на своем. Собеседника интересовали причины гибели двух разбойников, на теле которых не обнаружили никаких повреждений, и мне оставалось лишь округлять глаза в притворном изумлении. Было непонятно, с какой стати о возможной темной волшбе выспрашивает человек бургграфа, а не уполномоченный на то здешним епископом каноник. Какое-то время мы пытались вызнать секреты друг друга, а когда беседа стала больше напоминать фехтовальный поединок, я решительно поднялся из-за стола:

— При всем уважении, сеньор, не вижу смысла продолжать этот беспредметный разговор.

Я нисколько не опасался, что меня попытаются задержать и уж тем более — отконвоируют в городскую тюрьму, поскольку ученое сословие было выведено из-под юрисдикции как светских, так и церковных властей. Мало кто решится пойти на прямое нарушение закона по столь надуманному поводу.

Вильгельм вон Ларсен лишь покачал головой и объявил:

— Я умываю руки.

И сразу за моей спиной распахнулась дверь! Я не знал, что именно помешало Хорхе подать условный знак, не стал даже гадать. Быстро шагнул к стене, развернулся, да так и замер с ладонью на рукояти кинжала.

Первым в комнату шагнул загорелый усатый бретер, распахнутый плащ которого не скрывал ни пояса с кинжалом и шпагой, ни перевязи с парой колесцовых пистолей. Головорез сразу отступил в сторону, освобождая дорогу рыжеволосой девушке лет двадцати в темно-синем дорожном платье. На ее пальце золотом и янтарем желтел массивный университетский перстень. Колдунья из истинных!

Незнакомка приветливо улыбалась, но синие глаза поблескивали двумя осколками льда, а эфирное тело буквально разрезало незримую стихию.