Я прекрасно помнил этого сеньора по Лаварской кампании — наши отряды были какое-то время расквартированы неподалеку, — да и в мирной жизни тоже доводилось встречаться. И не могу сказать, что об этих встречах остались светлые воспоминания. Рихард Колингерт — капитан лиловых жандармов и личный порученец статс-секретаря Кабинета бдительности барона аус Баргена был не самым приятным в общении человеком. При этом внешностью весьма походил на каноническое изображение пророка: высокий и стройный, с благородным волевым лицом, вьющимися каштановыми волосами и короткой ухоженной бородкой, в которой пробивалась ранняя седина.

— Маэстро… Сеньоры… — слегка поклонился я, переборов замешательство.

Рихард небрежно отмахнулся, направился в обход стола, и Вильгельм с явной неохотой освободил ему место. Капитан лиловых жандармов опустился на стул и холодно поинтересовался:

— Не пора ли покончить с маскарадом, вон Черен?

Голос капитана прозвучал простуженно и с явственной хрипотцой, да и сам он выглядел так, словно провел несколько дней в седле. Едва ли человек его рода деятельности путешествовал в такую погоду ради собственного развлечения, поэтому я не стал препираться и снял с шеи бархатный мешочек. Ослабил завязки и демонстративно высыпал на стол с полдюжины массивных перстней, в большинстве своем — серебряных, с червонными накладками университетских гербов. Помимо них было две золотые печатки — одна с янтарной вставкой, другая — с символикой Вселенской комиссии по этике. Последнюю я и надел взамен стянутого с пальца кольца лиценциата.

— А остальные? — заинтересовался капитан Колингерт. — Трофеи? Носите с собой, будто медвежьи клыки?

— Отнюдь, — покачал я головой. — Учился, преподавал…

И тут не выдержал Вильгельм.

— Капитан, — лихорадочно зачастил он, — перстень с янтарной накладкой получают лишь истинные маги!

Мысленно я проклял глазастого змееныша, но досады не выказал и подтвердил:

— Все так и есть. Это перстень моего брата.

— Позволите?

Я вложил печатку в ладонь капитана, тот развернул ее к канделябру и прочитал выгравированные изнутри слова:

— «Маэстро Рудольф Олеандр вон Черен». И почему же у вас кольцо брата?

— Оно ему больше не нужно. — Мое горло будто стянула удавка. — Он умер.

Рихард вернул перстень и прищурился:

— Магистр, я послал егерей прочесать лес. Что они там найдут?

Я развел руками и позволил себе легкую улыбку:

— Как говорят, если глубоко зайти в чащобу, можно отыскать даже прежних.

— Они найдут колдуна, так? Тело получится опознать?

— Не понимаю, о чем идет речь.

— Я просто хочу понять, как вы связаны с этим делом.

«Каким еще делом?» — стоило бы спросить мне, но я не стал. Не хотел ничего знать о делах Кабинета бдительности.

— Капитан, мне просто не повезло наткнуться в пути на дурных людей.

За спиной зашуршало платье, но я и не подумал обернуться. Никто не станет вязать руки или бить дубинкой по голове. Просто попросят на выход. И я пойду. Я законопослушный подданный его императорского величества Фердинанда Второго и не настолько безумен, чтобы сопротивляться кому-то вроде лиловых жандармов.

Но обошлось. Колдунья лишь выложила на стол исписанный каллиграфическим почерком листок. Одного взгляда хватило, чтобы узнать собственное послание здешнему магистру-расследующему, и столь явное вмешательство в дела Вселенской комиссии по этике просто обескуражило.