Было совершенно очевидно, что даже если наспех досмотреть пятьдесят два мешка ЭКСКЛЮЗИВНОГО СЕКОНД-ХЕНДА, на это уйдет без малого несколько часов работы. Тем более что почти наверняка это будет бессмысленная работа. Нет, вообще-то пройтись «по закромам» дело весьма полезное. Люди ведь разные вещи хранят, и иногда обыск дает совершенно неожиданные результаты. В квартире одинокой пенсионерки, которая всю жизнь проработала на фабрике или в школе, вы ничего интересного не найдете — ни оружия, ни наркотиков, ни ядов, ни золотого песка, похищенного на приисках. Но вот в квартире барыги, да еще и «кавказской национальности», всякое бывает. Анаша, та вообще очень часто встречается.

Купцов подмигнул Петрухину и сказал хозяину строго:

— Если у вас, Мамедов, хранятся в квартире предметы, запрещенные к гражданскому обороту, я советую выдать их добровольно.

Этибар-оглы выкатил глаза еще больше и искренне ответил:

— Какие предметы, слушай? Сабля, да? Нет никакой сабля.

— Значит, сабля хранится у Андрея Русакова? — с другой стороны спросил Петрухин.

— У какого Андрея?

— С которым ты каждый месяц ездишь в Москву, — сказал Купцов слева.

— «Красный стрелой», — произнес Петрухин справа.

— Последний раз вы вместе ездили в Москву второго июля.

— В четвертом вагоне, занимая места пятое и шестое.

— А в июне вы ездили третьего числа.

— Опять же в четвертом вагоне, но занимали места одиннадцатое и двенадцатое.

— А возвращались четвертого июня в шестом вагоне на местах девять и десять, — сказал Купцов.

Партнеры располагались по обе стороны от азербайджанца, так что на каждую реплику он вынужден был поворачивать голову то влево, то вправо.

— Ну! — сказал Петрухин. — Вспоминай, янычар херов! Быстро вспоминай своего кореша Русакова. Нас не колышет, что вы там в Москве крутите. Нам нужна сабля.

— Какой сабля?

— Кривой сабля, придурок… Башка рубить! — сказал Петрухин справа.

— Это твой телефон, Эдик? — спросил Купцов слева.

Продолжавший стоять посреди заваленной мешками прихожей с «дипломатом» и трубой в руках, Мамедов посмотрел на телефон и ответил:

— Да, мой.

— Номер! — приказал Купцов требовательно, и Мамедов на автопилоте произнес десять цифр.

Петрухин тут же проверил — набрал их на своем мобильном, и мамедовский телефон отозвался.

— Ну так вот: завтра же я затребую в «Мегафоне» распечатку всех твоих звонков… Ты видел, как легко мы проверили ваши железнодорожные поездки? А? Видел?.. Так же легко я проверю все твои звонки и обязательно найду среди них звонки Русакову. Это очень легко сделать, Эдик. Очень легко. А тебя я все-таки закрою на десять суток… раз ты не хочешь нам помочь — посиди, Эдик, подумай!

Леонид раскрыл свою папку и извлек из нее пачку собственноручно изготовленных на компьютере казенного вида бланков — «постановления» на производство арестов и обысков. Все — с «печатями». На некоторых он, сознательно совершая грубейшую ошибку, нашлепал слово «Ордер». Никаких ордеров на арест в природе не существует, но немалая часть наших сограждан убеждена, что именно так и должен называться документ: «Ордер на обыск», «Ордер на арест»… Наверное, так страшнее. «Идя навстречу общественному мнению», Купцов изготовил несколько «Ордеров». И вот они — подишь ты! — пригодились…

— Не хочу… Не хочу из-за Андрюшки в тюрьму, — тихо произнес Мамедов…

— Алло, Брюнет! Здорова!.