Ибо он наконец очутился в том самом помещении, где ужинал Вольфганг и где престарелая парочка, сошедшая со стены и оказавшаяся отцом и матерью невесты, теперь сидела за столом.

— Ну, наконец-то у Берты есть муж, — сказала дама.

— Да, просидела в девках сто пятьдесят три года, так что пора уж, — сказал господин (он был в пудренном парике с косичкой, как и подобало по старинной моде).

— Муж-то не бог весть какой, — продолжала дама, взяв понюшку табаку. — Из простых: сын мясника, если не ошибаюсь. Видал ты, как он ел! Ужас! Подумать! Моя дочь — и стрелок!

— Стрелки бывают разные, — возразил старичок. — Иные из низкого звания, как ваше сиятельство изволили отметить; иные же, напротив, благородные, хоть родом, коли не по воспитанью. К примеру, Отто, маркграфа Годесбергского сын, который подслушивает у двери, словно лакей, и которого я сейчас проткну…

— Фи, барон! — сказала дама.

— Всенепременно проткну! — отвечал барон, обнажив огромный меч и уставясь на Отто. И хоть при виде такого меча и таких очей менее храбрый юноша обратился бы в бегство, неустрашимый Отто тотчас переступил порог и приблизился к барону. На шее у него висел талисман святого Буффо (кусочек от мочки уха святого, отрезанный в Константинополе).

— Сгинь, вражья сила! — вскричал он, держа пред собой священный амулет, который надела на него мама; и при виде этого амулета призраки барона и баронессы с нечеловеческим воем попрыгали в свои рамы, как Клоун в пантомиме скрывается в часы.

Он бросился в распахнутую дверь, в которую прошел Вольфганг со своей замогильной невестой, и все шел и шел по мрачным покоям, залитым зловещим лунным светом: звуки органа и свет в витражах указывали ему путь.

Он бросился к двери. Она была заперта! Он постучал. Служки были глухи. Он приложил к замочной скважине свой бесценный талисман и — рраз! — бах! тррах! — бумм! — дверь распахнулась! Орган смолк посередине фуги, — свечи в шандалах затрепетали и взлетели под потолок, — призраки, теснясь и визжа, метнулись прочь, — невеста взвыла и лишилась чувств, — жирный епископ улегся под свою плиту, — настоятель бросился назад в свой семейный склеп, — а каноник Шиндишмидт, по своей привычке, насмехавшийся на сей раз над епископом, принужден был на самом интересном месте прервать эпиграмму и исчезнуть в пустоте, откуда он явился.

Отто упал в обморок на паперти, в то время как Вольфганг замертво рухнул на ступени алтаря; в таком положении и нашли их прибывшие сюда лучники. Надо ль говорить, что обоих вернули к жизни; однако, когда они повели свой дивный рассказ (хоть волненье почти сковало им уста), иные недоверчивые натуры поговаривали: «Э, да они просто нализались!» — в то время как другие, постарше, покачивая головами, восклицали: «Они видели хозяйку Виндекского замка!» — и поминали многих, многих юношей, кои, будучи опутаны ее бесовскими чарами, не были столь удачливы, как Вольфганг, и исчезли — навеки!

После этого события Вольфганг всем сердцем привязался к своему доблестному избавителю; и лучники — поскольку уж забрезжил день и петухи огласили округу звонким кукареканьем — без промедленья пустились в путь к замку благородного покровителя стрелкового искусства, доблестного герцога Клевского.

Глава X

Состязание лучников

Хоть меж Виндеком и Клевом расположено неисчислимое множество замков и аббатств и для каждого имеется в путеводителях своя легенда и свое привидение, и достало б самой заурядной изобретательности, чтоб заставить эти привидения подстеречь наших смельчаков в пути, однако же, поскольку путешествие стало бы тогда почти нескончаемым, мы сократим его, лишь сообщив, что путники беспрепятственно достигли Клева и нашли там многое множество гостей, прибывших на ожидаемые игрища.