Иногда лучше и надёжнее быть, как все. Инь-ян, и хватит. Как говаривал один из персонажей «Кавказской пленницы»: «Так выпьем же за то, чтобы никто из нас, как бы высоко он ни летал, никогда не отрывался от коллектива».

На с. 340–341 Елена Семёновна решила ещё раз, уже совершенно ударно, продемонстрировать через внутренний мир персонажа свои познания в китайском языке. «…Читатель вроде него, знающий китайский, где один и тот же иероглиф, прочитанный разными тонами, может означать совершенно разные вещи, в состоянии это оценить».

Читатель, знающий китайский, действительно эту её фразу в состоянии оценить. Она — буквально просящийся в хрестоматию пример ситуаций, о которых принято говорить «слышал звон, да не знает, где он».

Объясняю азы.

В китайском языке, включая разнописи и архаичные формы написания, насчитывается — да и то по очень приблизительным подсчётам — что-то около то ли шестидесяти, то ли восьмидесяти тысяч иероглифов. И при этом всего лишь 397 их чтений (в некоторых диалектах — чуть больше).

Проделав элементарную арифметическую операцию, а именно — разделив 60 000 на 397, мы получим среднее количество иероглифов, которые читаются одинаково (151,13…).

Это, конечно, абстракция. Некоторые слоги-чтения используются чаще, скажем, ли или мао, некоторые считаются редкими — скажем, ао или ва. В словарях, построенных по фонетическому принципу, иероглифов, например, дао- несколько страниц.

Но сами эти иероглифы — все разные.

Видимо, чтобы хоть как-то скомпенсировать количество одинаково называющихся знаков — эта одинаковость совершенно не затрудняла чтение, но очень затрудняла общение на словах — китайский и некоторые другие языки Юго-Восточной Азии выработали систему тонов. Каждый произносимый слог (скажем, то же дао) в китайском можно произнести в восходящем тоне (похожем на нашу вопросительную интонацию), в нисходящем (звучащем как короткое приказание, типа «Пшёл!»), в тоне, обычно называемом третьим (интонационно он похож на то, как наши недоросли произносят «Ча-аво?») и в тоне первом, похожем на короткое пение на одной ноте. В порядке присущей мне абсолютной честности могу добавить, что моему уху органичное восприятие тонов оказалось не по силам, и поэтому разговорного китайского я так толком и не освоил. Меа кульпа, меа максима кульпа. Но китайцам история развития их языка не оставила выбора — хочешь не хочешь, а освоишь. Ведь таким образом количество одинаково звучащих слов уменьшилось по крайней мере вчетверо, и общаться стало не в пример легче.

Скажем, ма в первом тоне значит мама, во втором — конопля, в третьем — лошадь, а в четвёртом — ругань. Если бы не тона, то поди в горячке битвы разбери, за что предлагает пол царства какой-нибудь китайский Ричард Третий — за коня или за косячок.

Но все иероглифы — опять-таки разные.

Глядя на иероглиф и понимая, что он значит, китаец сразу знает, в каком тоне его надо произносить вслух. Написано «конопля» — он и произносит ма во втором тоне. Написано «лошадь» — он и произносит ма в третьем.

Если Елена Семёновна кого-то наспех спросила про тона и чего-то не дослушала или поленилась посмотреть хотя бы в Википедию, то подумала бы сама умом — и в её душу непременно закралось бы сомнение, и она поняла бы, что чего-то не понимает. Ведь если бы всё было так, как у неё написано, то получилось бы вот что: китаец идёт себе по улице, вдруг видит некий иероглиф, который можно прочитать разными тонами, от чего будет меняться смысл, — и, глядя на этот один и тот же иероглиф, каким-то таинственным образом заранее знает, в каком тоне его читать. Святым Духом, что ли? А если его не произнести в каком-нибудь тоне вслух, а просто на него поглядеть, то уже и не узнаешь нипочём, что именно он значит? Скажем, над входом написано «магазин».