Теперь и я видел блеск на отполированных частях арбалетов. В нас целились из всех щелей, спина напряглась, а во внутренностях, напротив, разлилась неприятная слабость.
— Да, — пробормотал Зигфрид, — это было мудро, сэр Ричард.
— Что?
— Ваше решение въехать в село шагом.
— А-а-а… ну да, я же умный, сам удивляюсь. Иногда даже впопад.
У самого большого дома на пороге сидел очень дряхлый старец с седой бородой до пояса. В белой одежде, похожей на халат, он напоминал большую полярную сову.
При нашем приближении поднялся, с кряхтением перегнулся в медленном поклоне. Я помахал рукой и сказал самым доброжелательным тоном:
— Я — Ричард Длинные Руки, а теперь еще и де Амальфи. Это значит, что овладел замком, теперь вот объезжаю землю, знакомлюсь.
Гунтер проговорил с достоинством:
— Его милость не собирается здесь останавливаться, нам еще до заката смотреть кордоны с Кабаном и Тудором.
— В следующий раз, — пообещал Зигфрид, — пробудем дольше.
Я наклонил голову, подтверждая. Старик поклонился еще ниже, в его выцветших глазах я увидел огромное облегчение. Старые люди ненавидят насилие, и даже то, что сельские арбалетчики могут положить нас всех, не прибавит радости. За убитого сеньора придут мстить другие, оставят здесь только пепел, не считаясь с потерями.
На околице Тюрингем оглянулся, бледный до синевы, прошептал:
— Никогда еще так не трусил!
— Я тоже, — неожиданно сказал Ульман. — Одно дело сражаться, другое — вот так…
Я велел, не оглядываясь:
— Гунтер, ускорь подготовку лучников.
— Ваша милость, только ночью отдыхают!
— Зачем им такая роскошь? — спросил я.
От реки идут двое крепких молодых мужчин, но с совершенно белыми головами. Промокшие портки засучены до колен, у каждого мешок через плечо, там трепыхается, я уловил сильный запах рыбы. У одного еще и свернутый бредень.
С пастбища возвращается еще стадо, заполняя улицу во всю ширь, постепенно редеет, со дворов слышится муканье, донеслась брань. Я оглянулся, одна корова поленилась идти до калитки, проломила ветхий плетень и пошла напрямик через огороды.
Гунтер тоже оглянулся, хохотнул:
— Вот так за лень расплачиваются! Есть коровы, что каждый день ломают. Из вредности. Проще бы поставить забор из крепких кольев.
— Уже привыкла, — заметил я. — Теперь будет ломать и колья.
Гунтер призадумался, кивнул.
— И то верно говорите, ваша милость. Надо приучать народ пораньше.
Глава 7
На холме слева проплывают развалины могучего замка, даже не развалины, каменный дом еще почти цел, только обветшал, если подправить, подлатать, заделать пару дыр в стене, снова можно гордо поднять флаг владельца.
— Странно, — заметил я, — не так уж и много работы. Группа отважных могла бы укрепиться. Места здесь сравнительно тихие! И снова начинать завоевывать мир.
Гунтер тоже посмотрел на замок, перекрестился:
— Кто знает, что там… Может быть, пытались уже не раз. Охотники за сокровищами начинают рыться по подвалам, да там и остаются. А самые счастливые хоть выбираются, так порча сжирает по дороге… Говорят, иные старые поместья прямо завалены костями.
— И что же, народ все равно лезет?
Он снова перекрестился:
— Вы же знаете людей!
— Знаю, — ответил я. — И что, крестное знамение не защищает? Как и святая вода?
Он не уловил иронии, ответил очень серьезно:
— Даже амулеты из Святой земли не действуют. Видимо, Господь наш считает такие дела небогоугодными, нехорошими. Даже если там язычники похоронены, то и тех покой нехорошо тревожить. Если демоны наказывают обидчика, Господь за таких не вступается…
Голос прервался, лицо застыло, глаза устремлены в одну точку. |