|
Женщина посмотрела на меня виновато, почти умоляюще. — Руки не доходят... — Да-да, — согласился я, — сад просто неимоверный... Так и кажется, что тянется до края света. Она поднялась на крыльцо. Я гадал, что же случилось, что одна в таком огромном хозяйстве. Не говоря уже о саде, сам дом содержать — это не меньше трех слуг надо, да и тем не придется сидеть сложа руки. В доме, на удивление, чисто, в первой же комнате светло, большой стол с тщательно выскобленной поверхностью, чистые шторы на окнах. Она слабо улыбнулась: — Я сейчас соберу на стол. — Да, если не слишком побеспокою... Наверху на лестнице послышались звонкие детские голоса. Я поднял голову. По ступенькам сбегают двое мальчишек, такие же черноволосые и со сросшимися густыми бровями, фамильная черта. Увидев незнакомца рядом с мамой, замерли, глядя на меня испуганными черными, как спелая смородина, глазами. — Мои старшенькие, — сказала женщина тепло, — Ганс и Фриц. А меня, кстати, зовут Амелия... — Рад слышать, госпожа Амелия. Старшенькие, это значит, что есть еще? — Есть, — ответила она почему-то грустно. — Аделька и Слул. Они еще совсем маленькие. Гансу и Фрицу одиннадцать и десять, а тем пять и три. — Счастливая у вас семья, — сказал я дежурную фразу, улыбнулся детям, повернулся... ...и язык прилип к гортани. На дальней стене в простой раме портрет мужчины средних лет. Рисовал явно не придворный художник, а кто-то из начинающих гениев: смело, остро, без мелких деталей и вытютюливания, потому портрет выглядит почти живым, хотя это всего лишь набросок с хорошо прорисованным лицом, а плечи и грудь лишь намечены небрежными штрихами. Холодок продолжал растекаться по моему телу. Этого человека я уже встречал, да не просто видел... Да, это крупное лицо с холодными и жестокими глазами, тогда, помню, на меня пахнуло могильным холодом... И сейчас — как будто я на миг потерял одежду, стоя на холоде. Госпожа Амелия проследила за моим взглядом. На лицо ее легла печаль. — Это мой муж. — Гм... — пробормотал я, не зная, что сказать, — прекрасный портрет... Очень талантливо передано. Уверен, что и сходство тоже... Она кивнула: — Да. Все говорят, что как вылитый. — Художник живет в городе? — Нет, уехал в столицу. Пригласили ко двору. Кто-то из знатных увидел его работы. — Понятно, столица всегда забирает самых талантливых. А муж... дома? Я отводил взгляд, спрашивать такое очень уж не по себе, знаю же, где я его оставил, утыканного стрелами, а женщина, словно ощутив недосказанное, посмотрела тревожно и вопрошающе. — Нет... он уехал пять месяцев назад. — И... — Не вернулся, — договорила она с трудом. — До сих пор не вернулся. — Да, — ответил я, — да... — Она спросила быстро: — Что «да»? Я сказал неуклюже: — Времена неспокойные. Мало кому удается уложиться в те сроки, какие наметил. Что-то да задерживает... Она сказала тоскующее: — На этот раз он задержался... слишком. Глава 9 На стол опустилась миска с высокими краями, пахнет вкусно, я зачерпнул деревянной ложкой, горячий суп приятно обжег рот и прокатился в глотку. Желудок наконец затих и занялся своим делом. Я хлебал суп, прикусывал свежим хлебом, на столе появилось и мясо, а когда мясо, это еще не крайняя бедность, хотя и богатством здесь не пахнет. Скорее разрушением, как в умирающей дворянской усадьбе. — Чем занимается муж? — Торговыми делами, — ответила она не задумываясь. — Купец? — Нет, — сказала она в некотором затруднении, — он мне долго объяснял, но я не всё поняла. У них очень сложно, в торговых делах много людей: одни перевозят товары, другие продают, третьи хранят на складах, четвертые ищут выгодные сделки. |
