Изменить размер шрифта - +

    Она отмахнулась.
    — Пустяки. Это у вас стол с кривыми ножками, хотя что у вас не кривое? Продолжайте свое вранье.
    — Ее правление, — сказал я голосом школьного учителя, — было названо «золотым веком». За это время ее королевство стало великой

державой, одолело прежнюю правительницу мира, разбив ее Неисчислимую Армаду… в общем, ни один король не сумел сделать для величия своей

страны столько, как та женщина.
    Аскланделла не отрывала от меня задумчивого взгляда прозрачных и словно бы светящихся изнутри, как жемчужины, глаз.
    — Это… правда?
    Я пожал плечами.
    — А для других известных нам земель золотым веком стало царствование принцессы Софии Августы Фридерики Анхальт-Цербстерской, что

сменила веру католической ветви христианства на апостольскую, приняла имя Екатерины Второй, сделала страну великой державой, раздвинув

границы на запад и юг, где на южных морях закрепила страну навечно, настроив городов и крепостей. Честно говоря, очень мало мужчин, которые

сумели бы сделать все так же хорошо. Особенно трудно в это поверить, потому что у политики нет сердца, а есть только голова.
    Она сказала презрительно:
    — Вы смешны!
    — Сила, — ответил я кротко, — никогда не бывает смешной. А та София Августа, имея вот такое сердце… нет, вот такое!.. и не только

сердце, простите за намек, а то бы вы его не уловили, умела демонстрировать и силу. Так что я с вами согласен, мы настолько дикие народы,

что женщины у нас пользуются теми же свободами, что и мужчины… ну, почти всеми.
    Она слушала внимательно, на этот раз в самом деле внимательно, наконец обронила величественно:
    — Вы правы, это наверняка из-за вашей крайней отсталости… Впрочем, я рада услышать, что вы предпринимаете известные меры, чтобы

связаться с императором Мунтвигом.
    — На предмет, — уточнил я.
    — На предмет, — согласилась она и грациозно поднялась. — Ваше высочество…
    Я автоматически вскочил и учтиво поклонился.
    — Ваше высочество.
    Она вышла, высокая, прямая, с широкими плечами и тонкой талией, шлейф длинного платья выгреб за порог мусор, что нанесли гости с утра.
    Зигфрид заглянул, спросил опасливым шепотом:
    — Ну как?
    — Пока не била, — сообщил я.
    Он вздохнул с облегчением.
    — Слава богу…
    Я перекрестился.
    — Думаешь, пронесло?
    — Она может и вернуться, — сказал он и оглянулся. — Да вот вроде бы…
    Я прислушался, сказал раздраженно:
    — Я тебя, за такие шуточки над собственным лордом!
    Он сказал тем же шепотом:
    — Девка — огонь! Хоть и лед. Такая в самом деле может.
    — Может, — согласился я. — У меня уже кости болят и кровоподтеки во всему телу, а это ж только смотрела не совсем благосклонно.
    Он проворчал:
    — Да кто их знает, когда и как они смотрят. Бывает, мы думаем так, а оно не так, а когда так, то и вовсе не совсем, потому что, да, с

вывертом. Мы на сколько здесь задержимся?
    — Спроси у епископа, — предложил я.
Быстрый переход