|
То ли это чутье, которым наделили «предки» в крепости Брабанта, то ли я такой умный и догадливый, но еще там, у горных эльфов, заподозрил кое-что еще насчет этого зеркала, скрытое, возможно, и от самих эльфов. Собравшись с духом, я коснулся кончиками пальцев холодной поверхности. Гладко и твердо, но когда провел по этому идеально ровному льду, создалось ощущение, что слегка прогибается. Бобик подбежал наконец, понюхал и, обернувшись, посмотрел на меня жутко красными глазами. — Не боись, — заверил я. — Мы вместе! Он замахал хвостом и оглянулся на арбогастра. — И его возьмем, — добавил я неуверенно. — Если, конечно, сумеем. Я старательно представлял те уединенные места, где превращался в птеродактиля, в зеркале возникают до тошноты одинаковые мелкие овраги, только пару раз мелькнуло нечто с камнями, затем снова лес, руины зданий, вершина башни какого-то замка, уединенное место во дворце Геннегау… прекрасно, как-нибудь воспользуюсь, но не сейчас… Сейчас и опасно, напомнил себе, вдруг Кейдан сосредоточил в своих руках всю власть в Сен-Мари, меня тут же зарежут, да и планы у меня сейчас более приземленные. Бобик то принюхивался, то нарезал круги, наконец я постарался представить себе вид с большой высоты, чтобы хоть как-то привязаться к знакомым ориентирам, все же здесь видел, когда птеродактилил… После одинаковых гор и долин внизу проступила знакомая горная гряда слева, а от нее в полумиле должна идти дорога, по которой как раз и смогу… — Есть, — сказал я с облегчением. — Это местечко помню. Рама скрипела и отчаянно сопротивлялась, мои мышцы начали потрескивать, наконец я ощутил, что все, больше не раздвину, хоть лопни. Поверхность зеркала ощутимо подрагивает, а когда коснулся ее снова, пальцы погрузились, как в желе. Сердце колотится, словно пойманная в клетку птичка. Оглянулся на Зайчика, он хоть и гигант, но, если согнет ноги в коленях, гм… а мы с Бобиком уж точно сумеем. — Ждите здесь, — велел я. Поверхность зеркала напоминает вставшее вертикально горное озеро, только вода температуры жидкого азота. Я задержал дыхание, закрыл глаза и, взявшись за раму, начал вдавливаться в это мерзкое желе. Холод пронзил до костей, а потом и до мозга костей. Почти сразу теплый воздух коснулся лица, я поднял веки со слипшимися от внезапного мороза ресницами. Ура, я на этой стороне, пальцы правой руки все еще стискивают край рамы, из-за чего почти превратились в ледышки. Когда я поспешно отдернул руку, зеркало осталось на месте, огромное, уродливое и перекошенное, ну не эстет я, не эстет, мне лишь бы работало. С той стороны заглядывает озабоченный Зайчик, затем мелькнула морда Бобика с отчаянными глазами и обвинением во взгляде. — Ко мне, — сказал я. — Бобик, ко мне! Он сунулся носом, с визгом отпрыгнул, обиженно потер морду лапой, а на меня посмотрел с немым укором, подозревая грубую шутку. — Бобик, — сказал я виновато, — я люблю тебя. Если не придешь ко мне, то пойду дальше один. Он взвизгнул оскорбленно, ринулся в раму, как в холодную воду. Я едва не упал, когда он бросился мне на грудь, заледенелый, как глыба антарктического льда, жадно лизнул в лицо. |
