Изменить размер шрифта - +

    — А-а, — сказал я с облегчением, — прям гора с плеч, сразу от сердца отлегло. Всего-то… Попробуйте эту вот птичку. Хорошо прожарена,

мягкое мясо. Молоденькая была, еще вчера летала и пела, бедняжка…
    — Вы очень любезны, ваше высочество, — произнесла она с холодком. — Как мне кажется, вы стали слишком заметной фигурой…
    Она положила нож и ложку на блюдо с остатками мяса бедняжки-птички. Старший распорядитель сделал шаг к Рионелле, шепнул ей только одно

слово, и та тут же приблизилась к нашему столу бесшумно, красиво и грациозно поставила перед Аскланделлой широкое блюдо с горячим мясом и

жареными яйцами.
    Я сказал довольно:
    — Ваше высочество, я прекрасно знаю, что красавец и умница, но приличные люди завидуют молча. А эти вот…
    Она чуть изогнула губы.
    — Вы стали вообще заметным, ваше высочество. Потому у вас противников прибавляется с каждым днем.
    — Ну прям с каждым!
    — Нет, — уточнила она, — с каждым вашим усилением и каждым шагом к королевскому креслу.
    — То-то так не хочу в него всаживаться, — сказал я. — У меня здоровые инстинкты, их вложил в Адама сам Всевышний, слышали о таком? Он

назвал их красиво так это и возвышенно душой. Потому мы и тянемся к красивому и возвышенному. Ну, я не о вас, конечно…
    Она промолчала, еще не придумав, как реагировать. Распорядитель неслышно шагнул к маркграфу, тоже одно слово ему вполголоса, тот

приблизился к столу и поставил блюдо передо мной. То есть самцы прислуживают альфа-самцам, а самки — альфа-самкам, как постоянное

напоминание о рангах.
    Маркграф поклонился и отступил, я коротко кивнул в ответ, как бы полублагодарность, ибо благодарить по протоколу в таких случаях не

положено.
    Аскланделла, разделывая ножом мясо, поинтересовалась холодно:
    — Вы поедете встречать короля Леопольда?
    Я взглянул в ее удивительно светлые глаза, напоминающие лед на вершине гор. Густые черные брови грозно смыкаются над переносицей,

пытаясь бросить тень вниз и окоричневить глаза, но те остаются не просто светлыми, а предельно светлыми.
    — А нужно?
    Она наклонила голову, не отрывая взгляда от блюда. — Да.
    — Тогда не поеду, — ответил я, — а что, он дорогу сюда не помнит? Здесь и встречу.
    — Лучше здесь встречу я, — предложила она. — Вы же мужчина, вам надлежит быть на коне… К тому же у вас такой красивый конь! Какая

грива…
    Я покосился на ее пышно взбитые волосы, роскошные, перевитые багровыми лентами, символизирующими, на мой взгляд, не чистоту и

невинность, а пламя в аду. У моего коня и то, наверное, не такая масса этой прелести.
    — Все знают, — заметил я мирно, — что мне делать, как поступать и где быть. И почему только сами не короли?
    Аскланделла заметила ровным голосом:
    — Когда слишком, это будет ад…
    Я время от времени замолкал, сосредотачивался, вид в это время у меня, думаю, глуповатый или вдумчивый, и на блюде Аскланделлы

возникали экзотичные лакомства, которые она точно раньше не пробовала и даже не предполагала, что такие существуют.
    Молодец, принимает без тени удивления, царственно, ест спокойно, как будто у нее еще в детстве вырезали любые чувства, способные

бросить тень на ее безукоризненность.
Быстрый переход