|
. Мы, молодые, лучше знаем, что есть хорошо!.. А они достают нас своим занудством, правилами, обычаями, всегда знают, как надо, а почему надо именно так, как хотят они? Мы — новое поколение, мы лучше знаем!.. Разве не так? Ее глазки заблестели, она произнесла нерешительно: — Так… — Тогда сойди, — предложил я. — Мы съедим эти пирожные, и ты снова вернешься на свое место. Никто не узнает! Она подумала, судя по ее виду, затем чуть покачала головой. — Нет. — Но ты же можешь, — сказал я убеждающее, — ты можешь? — Нельзя, — ответила она, — а вдруг ты моргул? — Нет, — заверил я клятвенно, — я точно не моргул. Если совсем уж точно, я даже не знаю, что это. Или кто это. Она недоверчиво улыбнулась. — Откуда я знаю, что тебе можно верить? Я встал перед портретом. — Разве по моему честному лицу не видно, что я не этот самый, который? Она ответила резонно: — Я их не видела. В дверь заглянул сэр Вайтхолд, поклонился, сказал торопливо: — Ваша светлость, люди сэра Климента отыскали две бригады каменщиков в соседнем поселке. — Хорошая новость, — сказал я обрадованно. — К работе приставил? — Сразу же! — сказал он. — Вот только платить им, или же пусть радуются, что живы? — Пусть радуются, — сказал я, — что живы, но платить будем. Он кивнул и пропал за дверью. Я вернулся к работе, но теперь время от времени поглядывал на нее. Она наблюдала за мной тоже, сэр Вайтхолд появлялся часто, подавал бумаги, докладывал о событиях, на портрет не обращал ни малейшего внимания, но Кри, как я понял, внимательно наблюдает за нами то ли из простого любопытства, то ли старается понять, в самом ли деле я не моргул. На обед времени не хватило, я не стал затруднять сэра Вайтхолда такими пустяками, чтобы кто-то принес мне прямо в кабинет, слуги разбежались, а воинов и так недостает, создал сыра и кусок пирога, быстро сожрал и запил двумя чашками крепкого кофе. Спохватившись, спросил: — Кстати, может, чашечку кофе? Она ответила после долгой паузы: — Нет. Подбодренный ответом, молчание все-таки хуже, я спросил настойчиво: — Ну почему? Снова затруднительное молчание, наконец она произнесла: — Я не знаю, что это. — Ах, это, — сказал я с облегчением, — ну, узнать несложно. Но вот сладкий пирог, это ты знаешь. Вот сыр! Подумай. Мне показалось по ее лицу, что она колеблется. Наконец она покачала головой: — Нет. Я взял кусок медового пирога и подошел к картине. — Я могу тебе его подать? Снова долгое колебание, наконец она произнесла: — Да. Ошарашенный, сам не ожидал, я нерешительно протянул пирог к картине. Ничего не происходило, и только когда уже почти коснулся поверхности, ее пальцы быстро ухватили лакомство. Ничего дальше не произошло, изображение осталось таким же, только пирог исчез, его поедание произошло где-то там, по ту сторону моего понимания. |
