|
Непроизвольно дернул рукой, изображение неожиданно резво поплыло в сторону, женщина оказалась наполовину за рамой, а с другой стороны открылся вид на зеленый луг, за ним лес и коричневый холм. Сердце вот-вот разорвется, я осторожно повел пальцами дальше, изображение легко прокручивается, но дальше разные виды, а из меня неважный натурщик, уже осторожнее потащил бесконечную картинку обратно, пока в рамке не оказалась та озорная девушка с веснушками вокруг вздернутого носа. На этот раз мне почудилось, что она чуть улыбнулась. Я проговорил с напряжением в голосе: — Ты… как? Она не ответила, но во взгляде я увидел интерес, а губы дрогнули в поощрительной улыбке. — А как тебя зовут? Ее лицо чуть изменилось, мне послышался ответ, я невольно переспросил: — Как-как? От портрета донесся слабый голосок: — Кри… Ее глаза в самом деле смотрят на меня, даже голову повернула чуть-чуть, а сам портрет словно бы обрел добавочную объемность. Я отступил, сердце колотится, кровь ударила в голову. — Кри?.. — Кри, — донесся нежный голос. — Это же надо, — прохрипел я, — ага, Кри… А полностью? На этот раз она повернула голову и смотрела на меня уже не краем глаза, а прямо в мое лицо. Мне казалось, что надолго застыла, словно снова умерла, затем голосок прозвучал снова: — Крис. Я перевел дыхание, сердце едва не выпрыгнет, страшно и жутко, я уже видел на гобеленах вытканные картины битв, где цветные человечки дерутся на мечах и копьях, не должен бы вот так, но все равно… — Ну да, — сказал я трясущимися губами, — понятно, дериватное сокращение и аффиксальное словопроизводство. То есть ты… Кристина, да?.. А Кристина — дериват от Кристианида. Эх, досокращаемся как-нибудь до полной наготы, что вообще-то для кого-то и весьма заманчиво… Кри, а ты кто? Она долго молчала, что-то там происходит, надолго замирает, наконец снова посмотрела на меня, губы чуть шелохнулись, но ни слова я не услышал. — Что, — спросил я, — ты помнишь? Она посмотрела на меня в удивлении. — Солнце… море… гидреты… айрспиды… всегда весело… — Это хорошо, — сказал я, — когда все весело. Тебе там как?.. Может быть, сойдешь? У меня тут конфеты, сладости, кофе, пирожные… Она произнесла ровным голосом: — Нет. — Не можешь? — спросил я без сожаления. — Или нельзя? Она подумала, снова лицо и все изображение застыли, наконец произнесла тихо: — Нехорошо. Сердце мое заколотилось так, что в ушах загремели барабаны. — Хорошо! — ответил я убежденно. — Что старая мораль понимает?.. Мы, молодые, лучше знаем, что есть хорошо!.. А они достают нас своим занудством, правилами, обычаями, всегда знают, как надо, а почему надо именно так, как хотят они? Мы — новое поколение, мы лучше знаем!.. Разве не так? Ее глазки заблестели, она произнесла нерешительно: — Так… — Тогда сойди, — предложил я. |
