– Опять не слушаются? – герцогиня Эльза вошла в комнату и раскрыла руки, чтобы обнять кинувшихся к ней девочек.

– Слушаемся! Слушаемся! – хором завопили шалуньи и испуганно умолкли, оборачиваясь к люльке, в которой спал их братец.

Эльза засмеялась, шутливо шлёпнув обеих по попкам, и подошла к очагу, расправляя на плечах тёплую зимнюю котту.

– Ну как? – спросила кормилица, снизу вверх заглянув в лицо хозяйки.

– Что «как»? – сделала та вид, что не понимает.

– «Что, что»! – сердито передразнила Ингеборг. – Вы хотя бы с ним поговорили?

Герцогиня чуть заметно мотнула головой.

– Почему? – не отставала нянька.

– А разве я сама могу? Могу подойти и сказать, да?

– Да, можете! – Ингеборг покосилась на девочек, затеявших возню с прокравшейся к очагу кошкой. – Не пойму я вас, благородных! Где так вы смелые, сами себе хозяева, а где – так собственной тени боитесь. Вот десять с лишним лет назад вы были храбрая.

– Дура я была десять лет назад! Полная дура! – вспылила Эльза и прикусила губу, чтобы не зареветь при дочках.

– Дуры то мы, бабы, всегда. Что с нас спросить, коли Господь нас сотворил из ребра, а ребро только на рагу и годится? Но всё же иногда нужно что то делать правильно. Раз уж однажды ухитрились себе жизнь испоганить, то во второй то раз промазать нельзя!

– И что я должна делать?

– А то, чего вам хочется! Подойти к нему и сказать: «Фридрих, милый, я тебя люблю и все эти десять лет любила! Ты мой рыцарь, я, мол, – твоя дама»... Ну и всё такое, как у вас там положено.

Эльза, вся залившись краской, опустила голову:

– Знаешь, Ингеборг... Когда мы были в опасности, когда казалось, что кто то из нас может погибнуть или мы оба – тогда я ведь не боялась. Я ему почти всё сказала. Даже первая его обняла! А он... Он сделал вид, что ничего не понимает!

Кормилица охнула и воздела к небу руки, обильно перемазанные тестом.

– Ну что ж вы, право, такая бестолковая, фру Эльза? Да ведь тогда он по иному поступить не мог! У вас ведь муж был жив здоров. А муж, каков бы он ни был, дан Богом. То, что барон Тельрамунд так поступил, это хорошо. Значит, он и впрямь благородный рыцарь, а не кот бесстыжий! Но теперь то вы – вдова. И если ему скажете...

– А отчего он сам не скажет?

– А оттого, что когда то вы его любви не захотели. Вот теперь и исправляйте!

Снизу, со стороны двора, донеслись конское ржание, топот, мужские голоса. Эльза поспешно подбежала к окну и приоткрыла ставень. В комнату белым облачком ворвался мороз, искры хрупкого инея лёгким вихрем осыпались с каменного карниза.

– Охотники вернулись! – сказала герцогиня, закрывая окно и улыбаясь. – И много дичи набили – одних уток семь связок. Да ещё шесть диких свиней. То то сегодня будут пировать! А у нас хлеба вдоволь не напечено.

– Ну это вы зря! – обиделась Ингеборг. – Тесто я замесила для пирога. Как раз с утиными печёнками и сделаю. А хлеба кухарка утром много в печь закладывала. Я сама видела. Только вот... Ой! А лёд то!

– Что лёд?

– Да льда в погребе почти что нету. Мяса они навезли, надо бы в погреб заложить, а я лёд не наколола. Ах ты, вот ведь дура!

Кормилица вскочила, поспешно обтёрла руки полотенцем, поправила фартук и ухватила сложенный на крышке сундука плащ.

– Малыш спит. Девочки пускай себе играют. А я сбегаю к реке за льдом.

Эльза пожала плечами.

– Да где там лёд? Морозы только третий день, припоя ещё и не видно.

– Припоя нет, а в заводи, где камыши, уже замёрзло. Я скоро.

Ингеборг всунула ноги в деревянные башмаки, сбежала по лестнице вниз и, прихватив в нижнем помещении донжона вёдра для льда и массивный железный ледоруб, выскочила на улицу.