Теперь, когда всё было кончено, Львиное Сердце почувствовал, что его рана довольно серьёзна. Левая рука налилась мучительной болью и тяжестью, и он уже не мог ею двигать. От потери крови звенело в ушах.

– Холодно! – передёрнув плечами под шерстяным плащом, проговорила Элеонора. – Думаю, ночью ударит мороз.

– Ну и хорошо! – отозвался Ричард. – Дороги будут лучше. Я собираюсь через день два отправиться в Англию. Только отдохнём немного, и в путь. Страшусь даже думать, что может наделать без нас с тобой мой придурковатый братец!

Королева не успела ответить сыну. За воротами, которых в суматохе никто не догадался закрыть, послышался конский топот. Мост тоже был ещё опущен, и всадник беспрепятственно въехал во двор. Это оказался незнакомый рыцарь, в высоком шлеме с железными рогами и в белом тамплиерском плаще.

– Ну, привет тебе, король! – хрипло гаркнул он, осаживая коня прямо перед Ричардом, но не сходя с седла. – Вижу, никакая сила тебя не берёт, даже дьяволу с тобой не совладать! Ну так я попробую. Узнаёшь меня?

Львиное Сердце мог разглядеть под шлемом только глаза да нижнюю часть лица рыцаря, но почти тотчас узнал эту багровую физиономию.

– А, старый знакомый! – рассмеялся король. – Любитель грабить безоружных и оскорблять закованных пленников. Ты, выходит, не явился на чёрную мессу? Дьявол попомнит тебе такое невнимание! Вот, матушка, будь знакома: этому парню я расквасил рожу в тот день, когда меня пытались увезти из Гогенау в Брабант.

Физиономия рыцаря Гансйорка сделалась уже не багровой, а почти свекольной. Он непристойно выругался, нимало не смущаясь присутствием королевы, и взялся за рукоять меча:

– Ты забыл, наглый англичанин, что я – рыцарь?! Забыл, что ты оскорбил меня при всех? Я ехал сюда посмотреть, как тебя выпотрошили, но коли уж всё вышло не по нашему, я просто расшибу твою башку!

– Попробуй! – Ричард обнажил меч и на всякий случай прикрыл собою мать и Марию. – А с коня то, может, всё же сойдёшь? Я ведь не в седле.

– Нет, стойте! – резкий голос Элеоноры заставил замереть даже пылающего яростью германца. – Вы что, с ума сошли оба? Ричард, если ты нанёс этому рыцарю оскорбление, его право требовать с тебя ответа. Но вы, господин рыцарь, должны бы помнить, что он – король и вам не пристало вызывать его на поединок.

– А мне плевать, кто он! – вновь рявкнул Гансйорк, но теперь уже не так нагло и уверенно – удивительные чары королевы действовали даже на него. – Из уважения к вам, благородная дама, я не стану прямо вот так его убивать. Но вызвать имею право. Пускай отвечает!

С этими словами он сорвал с руки перчатку из толстой заскорузлой кожи и швырнул к ногам короля.

Ричард побледнел, и трудно сказать, от чего больше – от гнева или от слабости, всё сильнее накатывавшей на него. Тем не менее он уже хотел нагнуться и поднять перчатку, однако Элеонора вновь его остановила:

– Ты ранен. И драться не можешь.

– Могу! – огрызнулся он и собрал последние силы, чтобы не пошатнуться.

– Не можешь. И твой противник прекрасно это видит.

Гансйорк сжал кулаки:

– Я рыцарь из свиты императора. И нанесённое мне оскорбление можно смыть только кровью. Или пускай дерётся он, или кто то должен его заменить!

– Могу и я, – Элеонора безо всякой насмешки смотрела на германца своими изумрудными глазами. – На мечах у меня вряд ли получится, но оружием поединка может быть и лук. Здесь я мало кому уступлю.

– Ну, это уже слишком! – крикнул Гансйорк и снова выругался.

– Позвольте мне, королева!

Эти слова произнёс Седрик Сеймур. Во время перепалки он стоял чуть в стороне, слушая с деланным безучастием, однако теперь выступил вперёд и, легко нагнувшись, подобрал перчатку.