– У вас джип «ниссан‑террано»?

– Да.

– Вы купили его за двадцать тысяч долларов?

– Да.

– В деревне Затопино вы строите новый дом?

– Да.

– Это стоит немалых денег?

– Да.

– Вы получили эти деньги за выполнение специальных заданий?

– Нет. Я выиграл их в казино. И хватит, доктор. Это совсем не так интересно, как я думал.

– Но мы еще не закончили обследования. Вы согласились на него добровольно. И подписали обязательство.

– Там сказано, что я могу закончить проверку в любой момент. Я это и делаю. А если господам, которые следят за нами по монитору, хочется меня о чем‑то спросить, пусть прямо и спросят. Если захочу, отвечу.

– А если не захотите?

– Не отвечу.

– Кроме полиграфа есть и другие способы узнать правду.

– Можно и мне задать вам вопрос? Отвечайте на него только «да» или «нет». Вам нравится, когда вам угрожают?

– Нет.

– Мне тоже.

IV

В просторном, обставленном современной мебелью кабинете на втором этаже подмосковного военного госпиталя, как раз над комнатой, в которой проходило тестирование на полиграфе, включился микрофон селектора, и голос оператора, проводившего обследование, спросил: «Разрешите зайти?» Подполковник Егоров вопросительно взглянул на человека в наброшенном на плечи белом крахмальном халате, который, нахохлившись, сидел за письменным столом. Узкий плоский череп без единого волоска и крупный нос с горбинкой придавали ему сходство со старым, но все еще сильным грифом, грозно сидящим на скале и оглядывающим подвластные ему выси и низины. Ему было немного за шестьдесят, но ни следа дряхлости не проступало на его хмуром властном лице. На молчаливый вопрос Егорова он лишь коротко покачал головой.

– Вас вызовут, – бросил Егоров в микрофон и выключил селектор. Немного выждал и спросил:

– Что скажете. Профессор?

Человек, которого Егоров назвал Профессором, не ответил. Он молчал, углубившись в какие‑то свои мысли и не обращая ни малейшего внимания на взгляды, которые незаметно бросал на него подполковник Егоров.

Он впервые увидел Профессора всего две недели назад, когда был срочно вызван в Москву и включен в операцию чрезвычайной, как ему было сказано, важности. Этот человек очень его интересовал, но Егоров старался не выдать своего интереса.

– Что скажете. Профессор? – повторил он и вновь не получил никакого ответа.

Профессор несомненно услышал вопрос, но мысли его были сейчас заняты другим.

Подполковник Егоров догадывался чем. В этот подмосковный закрытый госпиталь Профессор приехал из Кремля, после разговора с одним из высших руководителей России. Разговор, как мог судить Егоров, был очень тяжелым, и атмосфера этого разговора, атмосфера того неведомого высокого кабинета словно бы воцарилась и здесь, среди этой современной легкомысленной мебели, высоких зеркальных окон и желтеющих берез на аллеях окружавшего санаторий парка. Подполковнику Егорову никогда не приходилось участвовать в подобных совещаниях, на таком уровне, но он даже по мрачности Профессора понял, какого рода был этот разговор. В тех высоких кабинетах никогда не ругались и редко называли вещи своими именами. Там нельзя было задать прямой вопрос и получить на него такой же прямой ответ. Это был не первый разговор Профессора с высоким начальством.

После первого подполковник Егоров позволил себе поинтересоваться, о чем шла речь. На что Профессор вполне серьезно ответил:

– Даже если бы я счел нужным вам рассказать, вы все равно ничего не поняли бы.

Там никогда не говорят прямо. И никогда не говорят того, что думают.