Она сунула хлеб в рот. Преисподняя! Вкусно-то как! От этого унижение лишь усилилось.

– Не вижу проблемы, госпожа.

– Это патамушто ты спрен-болван, – сказала она, затем запихнула остаток лепешки в рот, продолжая говорить. – Расвлекаца софсем ниумеишь.

– Я люблю развлекаться! – возразил он. – В прошлом месяце при участии человеческих детей я устроил красивейшую выставку стульев. Другие спрены культивации сочли ее грандиозной. Особенно хвалили табуретки.

Крадунья вздохнула и расслабилась, прислоняясь к стене. Она была слишком раздражена, чтобы как следует пошутить по поводу табуреток. Она не сердилась, не печалилась – с ней происходила какая-то… хренотень. Полнейшая хренотень.

Шквал! От повязки под рубашкой сегодня все зудело.

– Пошли. – она схватила корзину и сферу, а затем двинулась дальше по внутренностям башни.

– Неужели все так плохо? – сказал Виндль, идя следом. – Вы нравитесь Дару. Именно поэтому он оставляет для вас разные штуки.

– Я не должна нравиться, – огрызнулась Крадунья. – Я тень. Опасная и непостижимая тень, которая таинственно перемещается с места на место. Ее никто не видел, но все боятся.

– Э-э… тень.

– Да, лядащая тень, что тут непонятного? – Через следующий туннель тоже пришлось протискиваться с трудом. Глупо, ну до чего же глупо! – Эта башня похожа на огромного старого жмурика. А я теку по жилам, как кровь.

– Разве в жилах трупа течет кровь?

– Ладно. Не жмурик. Спящий – и мы его шквальная кровь. Так лучше?

– Мне кажется, – проговорил Виндль, – эти вентиляционные шахты больше напоминают кишечник. Так что более подходящая аллегория будет… ну… с фекалиями.

– Виндль? – позвала Крадунья, протискиваясь.

– Да, госпожа?

– Лучше не пытайся помогать мне с моими хитровывернутыми метафорами.

– Ладно, не буду.

– Шквальный спрен тупости, – пробормотала она, наконец добравшись до участка с широкими вентиляционными шахтами.

Башня ей на самом деле нравилась. Здесь можно было спрятаться во множестве местечек или заняться их изучением. В сети каменных вентиляционных шахт она иногда встречала норок или других падальщиков, но все-таки это были ее владения. Взрослые сюда не помещались, а дети слишком боялись. К тому же она могла светиться, если наедалась как следует, и благодаря крути пролезать через узкие участки.

За последний год их стало больше.

Глупо, глупо, глупо…

В конце концов они добрались до ее гнезда – большого пространства, где сходились четыре высокие вентиляционные шахты. Здесь она сложила одеяла, запасы еды и кое-какие сокровища. Один из ножей Далинара, – несомненно, он не хотел, чтобы она его украла. Любопытные раковины. Старая флейта, которая, по словам Виндля, выглядела необычно.

Они были рядом с колодцем, где она могла набрать воды, но достаточно далеко от людей, чтобы свободно разговаривать. В предыдущем гнезде она могла слышать эхо чужих голосов, но и посторонние могли подслушать ее.

Она знала, как они об этом говорили. Называли ее духом башни. Поначалу это было здорово, но потом они стали оставлять для нее подношения, как для шквальной Ночехранительницы. И ее начали мучить угрызения совести. Нельзя брать вещи у тех, кто и так нуждается, – таково первое следствие из правила, требующего не вести себя как кусок чулльего навоза.

Она съела еще немного «украденной» еды из своей корзины, затем вздохнула и встала. Подошла к боковой стене и прислонилась к камню.