Шаллан заколебалась. Бесформенная исчезла, как клуб дыма, явив свою лживую суть. Рука Вуали осталась. Она приглашала. Предлагала доказать, что Шаллан была сильной.

Шаллан взяла ее за руку.

Воспоминания затопили ее. Она вспомнила, как играла в саду в детстве и встретила криптика. Красивого спиралевидного спрена, который сотворил вдавленные узоры на камне. Это были чудесные дни, проведенные среди зарослей в их тайнике. Криптик побуждал ее стать достаточно сильной, чтобы помочь своей семье, которую медленно пожирала ужасная тьма.

Такое благословенное время, полное надежды, радости и истин, произносимых легко, с торжественностью и изумлением на детском лице. Этот компаньон был настоящим другом для одинокого ребенка – девочки, натерпевшейся от родителей, которые постоянно воевали за ее будущее.

Ее спрен. Спрен, который мог говорить. Спрен, которому она могла довериться. Компаньон.

И этот компаньон не был Узором. Это был другой Криптик. Другая. Та, которую… которую…

Шаллан упала на колени, обхватив себя за плечи и дрожа.

– Ох, шквал… О Бог Клятв…

Она почувствовала руку на своем плече.

– Все в порядке, Шаллан, – прошептала Вуаль. – Все в порядке.

– Я знаю, кто ты, – прошептала Шаллан. – Ты – пустота в моей памяти. Та часть меня, которая смотрит в сторону. Фрагмент моего разума, который защищает меня от моего же прошлого.

– Конечно, – ответила Вуаль. – Ты же неспроста назвала меня этим именем.

Она сжала плечо Шаллан и повернулась к закрытой двери. Слышал ли Келек их разговор… или… а они вообще говорили вслух?

Шаллан вскочила. Нет. Слишком больно. Не разумнее ли стать такой, какой ее хотел видеть Мрейз? Адолин возненавидит ее за то, что она сделала. Далинар тоже. Шаллан олицетворяла собой именно то, от чего они стремились уйти. То, что они винили во всех своих проблемах. То, что обрекало человечество на гибель.

Она… она была никчемной.

Она потянулась к дверной ручке.

«Ты сможешь это вынести», – прошептала Сияющая.

Нет. Она могла стать Бесформенной и влиться в ряды Духокровников. На самом деле стать женщиной, которой себя воображала, – матерой шпионкой, которую не гнетет двойная жизнь. Она могла быть уверенной, собранной, безупречной – и не испытывать боли…

«Сила прежде слабости», – сказала Сияющая.

…а не той, которая… которая…

«Будь сильной».

Шаллан отвернулась от двери, выдохнула, и буресвет хлынул из нее, как жизнь из перерезанного горла. Он окрашивал комнату, расцвечивал, превращая в пышный сад. Покрытый ярко-зелеными лозами и розово-красным сланцекорником.

Внутри его было скрытое место, где плакала девочка. Заливаясь слезами, она прокричала страшные слова.

– Я не хочу тебя! Я тебя ненавижу! С меня хватит! Тебя никогда не существовало. Ты – ничто. Я ставлю точку!

Шаллан не отвернулась. Не позволила себе отвернуться. Ей опять показалось, что от нее оторвали часть. Боль была ужасной, ужас – безграничным.

Она сама не понимала, что делает. Но сделала.

– Я убила ее, – прошептала Шаллан. – Я убила своего спрена. Мою чудесную, прекрасную, добрую подругу. Я нарушила свои клятвы и убила ее.

Вуаль стояла, сложив перед собой руки.

– Будет больно, – предупредила Вуаль. – Прости, Шаллан. Я делала все, что могла, но это продолжалось слишком долго.

– Я знаю, – сказала Шаллан.

– У меня нет такой силы, как у тебя, – сказала Вуаль.