Венли двинулась прочь. Она… она найдет Эшонай позже. Поможет сестре выбраться из пропасти. Они вместе настроятся на веселье, думая о том, как Венли – простая ученая – могла бы вступить в битву между двумя осколочниками.

Пока Венли искала убежище, хаос на поле битвы нарастал. Крики. Треск молний. Она видела в этом нечто более страшное, чем просто столкновение за будущее народов. Нечто наслаждалось смертоубийством. Эта сила росла вместе с новой бурей; эта сила любила страсть и гнев – любые эмоции, но особенно ей нравились те, которые возникали во время битвы.

Не бывает эмоций сильнее, чем те, которые возникают в миг чьей-то смерти. Сила искала этот миг, жаждала его. Венли ощущала ее присутствие, как густеющие миазмы, более гнетущие, чем тучи или сама буря. Венли проползла среди каких-то высоких скал. Глыбы, некогда составлявшие здания, теперь покрывал толстый слой кремной глины. Она не понимала, где находится по отношению к центру Нарака.

К счастью, ей удалось найти узкую щель между древними строениями. Она протиснулась внутрь, мокрая и ошеломленная нарастающими чувствами. Что-то приближалось, что-то невероятное. Что-то ужасное.

Новая буря пришла.

Венли позволила себе настроиться на ритм своих истинных эмоций – дикий, неистовый ритм паники. Более ожесточенная версия ритма ужасов. Все потемнело, последние проблески солнечного света растаяли под гнетом этой новой бури. Потом – красная молния. Небо наполнилось электричеством, и Венли сжалась в комочек. Нет. Она все еще была слишком уязвима.

Пришла внезапная, необъяснимая уверенность: попасться на глаза этой новой буре означает смерть.

В промежутках между вспышками молний Венли выбралась из щели и ощупью пробралась вдоль каменной стены. Ветер начал завывать. Приближалось… что-то еще. Великая буря?

Она почти поддалась панике, а потом с невероятным облегчением нащупала что-то. В одном из покрытых кремом зданий зияла дыра. Свежая, с неестественно гладкими краями; здесь побывал осколочник.

Венли кинулась внутрь, ища укрытия и пытаясь прогнать ритм паники, заменить его чем-то другим. Снаружи разбушевался ветер. Она прижалась к задней стене маленькой пустой комнаты, освещенной все более яростными вспышками света снаружи. Красная. Потом белая. Затем две молнии сцепились, как борющиеся большепанцирники, и там, где они сошлись, не выстояла сама земля.

Мимо дыры полетели обломки, озаряемые быстрыми вспышками, и ритмы в голове Венли сошли с ума. Они распадались на части, сливались друг с другом. Плато под ногами дрожало и стонало, и Венли попыталась спрятаться поглубже в здании, подальше от того, что творилось снаружи. Однако, когда она проходила мимо двери, пол качнулся, и ее швырнуло на землю.

Со звуком столь громким, что по всему телу прошла вибрация, часть здания – включая комнату, которую Венли только что покинула, – оторвалась и улетела прочь.

Теперь сквозь пролом в стене на Венли накинулись проливной дождь и воющий ветер. Это был конец. Конец света. Крошечная и перепуганная слушательница вжалась между двумя надежными с виду кусками скалы и зажмурилась, не в силах услышать сквозь рев бури хоть какой-нибудь ритм.

Но она знала, какой могла бы услышать. Ибо в том разрушенном доме, зажатая между камнями, Венли была вынуждена признать, кто она такая на самом деле. Признать правду, которая всегда была при ней, скрытая под слоем крема. Обнажалась эта правда, только когда ветер пронзал ее душу.

Она не гений, прокладывающий новый путь для своего народа. Все, что она «обнаружила», преподнес или подсказал Улим.

Она не королева, заслуживающая власти. Она не заботилась о своем народе. Только о себе самой.

Она не наделена могуществом. Ветры и бури напомнили: что бы Венли ни делала, как бы ни старалась, как бы ни прикидывалась, она всегда будет всего лишь кремлецом.