– Нет. Но все в порядке. Пока мы дорожим теми моментами, которые у нас были.

– Не могу поверить, что ты справляешься лучше, чем я.

– Ты же говорила, что почти пришла в себя.

– Да, – ответила она. – Но все равно больно.

Как только башня восстановилась, Сил стала почти прежней. Кое-что из ее ощущений родилось из-за тьмы, которую призвала Рабониэль.

Но не всё.

– Мы могли бы спросить Далинара, – сказал Каладин. – Вдруг с тобой что-то не так. Проблема с узами или какая-нибудь противоестественная беда.

– Он ничего не обнаружит. Я просто… живая. И это часть жизни. Так что я благодарна, даже если жизнь временами смердит.

Он кивнул.

– Действительно смердит, – добавила она. Затем для пущей верности: – Смердит, как человек после… сколько времени прошло с тех пор, как ты принимал ванну?

Он улыбнулся, и они остались вдвоем, глядя на Тефта. Каладин не знал, верит ли он во Всемогущего, или в Чертоги Спокойствия, или в то, что люди живут после смерти. Да, он что-то встретил в своем видении. Но Далинар видел много мертвых людей, и это не означало, что они все еще где-то живут. Он не знал, почему Тьен отдал деревянного коня ему, как будто хотел доказать, что видение было реальным, – ведь игрушка немедленно исчезла.

Это как будто намекало, что разум Каладина выдумал встречу, но не мешало чувствовать, что он совершил нечто важное. Свалил с плеч тяжелую ношу. Боль не исчезла, но бо́льшая часть стыда… он сумел оставить ее позади.

Наконец он встал и обнял статую Тефта. Вытер глаза и кивнул Сил.

Надо двигаться дальше. А для этого придется решить, что предпринять теперь, когда кризис миновал.

С каждым мгновением Таравангиан все лучше осваивал новые способности.

Сила формировала его, пока он ее обуздывал. Он шагнул к краю бесконечности, изучая беспредельные возможности, как будто они были миллионом восходящих солнц, а он стоял на берегу вечного океана. Это было прекрасно.

Рядом с ним появилась женщина. Он узнал ее густые черные волосы, тугие кудряшки, а также живое круглое лицо и темную кожу. У нее была и другая форма. Их много, но одна оставалась глубже и правдивее других.

– Теперь ты понимаешь? – спросила эта женщина.

– Тебе нужен был кто-то, способный сделаться для силы искушением, – сказал Таравангиан; его свет сиял, как золото. – И вместе с тем кто-то, способный ее контролировать. Я просил о шансе спасти мир. Я думал, что ключом был интеллект, но позже задался вопросом, не была ли это способность ощущать эмоции. В конце концов оказалось, это было и то и другое. Ты готовила меня к тому, что случилось.

– Сила Вражды – самая опасная из шестнадцати, – сказала женщина. – Она управляла Рейзом, побуждая к разрушению. Она будет править и тобой, если ты позволишь.

– Полагаю, тебе показали такую возможность, – проговорил Таравангиан, глядя в бесконечность. – Однако все далеко не так… точно как я себе представлял. Мы видим вещи, которые могут произойти, но не сердца тех, кто совершает поступки. Как ты посмела сделать что-то подобное? Откуда ты знала, что я справлюсь?

– Я не знала. Не могла знать. Ты двигался в этом направлении – я могла лишь надеяться, что, если ты преуспеешь, мой дар сработает. Что я превратила тебя в того, кто способен с честью нести эту силу.

Такая мощь. Такая невероятная сила. Таравангиан вглядывался в бесконечность. Он хотел спасти свой город, и ему это удалось. После этого он хотел спасти Рошар. Теперь он мог добиться желаемого. Он мог положить конец войне. Шквал, договора Далинара и Вражды, который так же крепко связывал Таравангиана, для этого было достаточно.