Первой попросила меня ответить на несколько ее вопросов миссис Мармелл, приехавшая в наш маленький, но богатый талантами уголок, чтобы поработать со своими авторами — а их насчитывалось четверо, — каждого из которых судьба случайно связала с другими. Предположив, что вопросы касаются моего внука, я согласилась.

Приехав в мой «поющий дом», она удивила меня прямотой своего подхода:

— Миссис Гарланд, я благодарна вам за протекцию, которую вы стараетесь составить вашему внуку. Теперь в ней нуждаюсь я. Вы знаете Дрезден лучше других. Откажется ли город принять одинокую женщину, желающую приобрести здесь дом?

— Конечно… Вас бы встретили здесь с распростертыми объятиями. Ведь вас уже многие знают в этом городе.

— Где я могла бы найти дом?

— У Адама Трокселя всегда найдется с десяток домов на продажу. На него можно положиться. Но зачем жительнице крупного центра, где у нее есть отличная работа, хоронить себя в маленьком провинциальном городишке?

— Последние события плохо повлияли на мою жизнь в Нью-Йорке: продажа нашей компании немцам, смерть последней моей тети — все это делает Нью-Йорк неприемлемым для меня. Я уже немолода — мне сорок семь. Так что если переезжать, то лучше сейчас.

— Но вы же не бросаете издательство?

— Пока нет, но мне хочется пустить корни где-нибудь за пределами бетонных джунглей. Нью-Йорк не совсем гостеприимное место для одинокой женщины.

Мне рассказывали, что Ивон в молодости была замужем за непростым человеком по фамилии Раттнер — очень талантливым и очень бесхарактерным — и что он был убит во время какого-то неприятного инцидента в Гринвич-Вилледж. Если так, то она достойно справлялась со своей вдовьей долей и очень тем нравилась мне. Это была остроумная и смелая женщина, овладевшая искусством выживания в мире мужчин. Кроме того, она помогла моему внуку начать писательскую карьеру, и уже за одно это я была ей признательна.

— Оставьте свою машину здесь. Поедем на моей, и Оскар покажет нам окрестности. Вас интересует место в городе или за его пределами?

— В городе. Я хочу, чтобы кто-нибудь жил по соседству. Соседи мне просто необходимы.

Когда мы проезжали мимо симпатичных домиков, выстроившихся вдоль дороги к колледжу, она отвергала каждый из тех, что я ей предлагала. Но, когда все по той же Колледж-роуд мы возвращались назад, приближаясь к городу с северо-востока, я почувствовала, как что-то привлекло ее внимание, и услышала ее слова, обращенные к Оскару:

— Здесь помедленнее, пожалуйста!

Слева от дороги, на самой окраине города, стоял старинный двухэтажный особнячок, само очарование. Он словно бы восклицал: «Остановись и посмотри, что я могу предложить».

— Вам хочется именно такой?

— Пожалуй. Оскар, вы не могли бы объехать вокруг, чтобы я рассмотрела его со всех сторон? — И, когда мы завершали объезд, она показала на вывеску: «На продажу — Троксель и Бинген». — Они достойные люди? — спросила она.

— Трокселя я знаю давно. Он прекрасный человек. А вот с молодым Бингеном не знакома.

— Мы не могли бы заехать в их офис? — Так было положено начало процессу, в результате которого она переселилась в нашу маленькую немецкую колонию. Еще более неожиданным стало для меня второе обращение за консультацией. После того как я помогла редактору своего внука найти дом, меня просили, чтобы я помогла его молодой подруге выйти из писательского тупика, в котором она вдруг оказалась. Это была Дженни Соркин, которая уже успела понравиться мне и на которой я увидела новую майку, когда Тимоти привез ее ко мне в дом: «ЕСЛИ ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ ХОРОШЕЕ, ЗНАЧИТ, ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ МЕНЯ».