Бабушка кивнула. Вид у нее был меланхоличный. Из раскинувшегося далеко внизу города донесся мелодичный, несколько унылый свисток локомотива. Этот звук часто будил Мерри по ночам, заставляя, лежа без сна, мечтать о чем‑то, о существовании чего она даже не знала. Гвенни не произнесла ни слова. Она расположилась на скамейке, поджав под себя ноги и сев на пятки. Мерри стало интересно, многие ли женщины ее возраста способны чувствовать себя удобно в явно подростковой позе. Скорее всего, за это следовало благодарить занятия йогой, которые бабушка посещала каждое воскресенье после церкви.

– В общем, я была влюблена, – наконец заговорила Мерри. – Наверное, я все еще влюблена.

– Ясное дело, – снова кивнула бабушка.

– Но существует серьезная проблема, – продолжала Мерри.

Она рассказала бабушке все, включая то, как сильно в какой‑то момент ей хотелось присоединиться к Бену в его жизни после жизни. Она рассказала ей о том, как всякий раз, когда они пытались коснуться друг друга, между ними вспыхивал яркий свет, и о прощании на кладбище, когда сияние было настолько мощным, что напоминало опустившееся на землю солнце.

– Что ж, Мередит, как женщине мне жаль, что ты не смогла быть со своим любимым. Во всяком случае, пока. Но как бабушка я рада, что на вашем пути встала непреодолимая преграда.

– Ты знаешь Хайлендов?

– Да. Меньше, чем некоторых, лучше, чем многих. Я знала и Дэвида, и Бена.

– Почему он был здесь, бабушка? Почему я полюбила его и почему он любит меня?

– Я не знаю. Могу только предположить, что он появился здесь, потому что его физическое тело привезли домой и потому что его мать оказалась на грани смерти. Абсолютно ясно, что он не совершил переход.

– Я думаю, его не отпустила миссис Хайленд.

– Возможно.

– Бабушка, я очень хотела быть с ним. Если существует жизнь после жизни, я чуть было не ушла туда за ним…

Бабушка Гвенни встала и подошла к краю хребта, глядя вниз, на всех своих детей в окружении бриллиантовых брызг воды. Это было зрелище, знакомое ей с детства. Но ее семью связывало нечто гораздо более важное, чем эти приземистые деревянные домики. Гвенни не думала, что их объединяет ум, красота или даже терпимость или одаренность. Нет, речь шла о верности, проистекающей из умения ценить радости жизни, какими бы незначительными они порой ни казались.

– Мередит, – наконец произнесла она, возвращаясь к костру, – у тебя на плечах слишком умная голова, чтобы допускать такое. И ты это доказала. И твоя сестра действовала правильно, вцепившись в тебя и удержав здесь. Только так и мог поступить близнец. Но мне знакомо это чувство, это желание присоединиться к ушедшему.

– Вера?

– Да, Вера. И еще один человек.

– Если смерть – это переход в другой мир, в мир, который лучше, чем этот…

– Мередит, что ожидало бы тебя в том, другом мире?

– Я была бы с Беном. Я должна была соединиться с Беном в этом мире.

– Ты думаешь, у каждого из нас бывает только одна любовь? – медленно произнесла бабушка Гвенни.

Она начала опускать початки кукурузы в огромный чугунный котел. Водой из него они позже зальют костер.

Мерри немного подумала и наконец кивнула.

– Да. И нет. Разве можно кого‑то полюбить, если ты уже всем сердцем любишь другого человека? – Бабушка кивнула. – Ты веришь в то, что Бен был настоящий?

Бабушка встала.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, что он настоящий.

Она взяла со скамейки шаль, на которой сидела, и накинула ее себе на плечи. С заходом солнца воздух становился свежее. Затем Гвенни снова обернулась к Мередит.