Роман молчал.
Удивляющее спокойствие не покидало его.
Глядя на стоящую к нему в профиль Зою, он вдруг понял, что в глубине души равнодушен к ней. Это было настолько просто, что он улыбнулся.
Она, словно почувствовав его улыбку, повернула голову:
– Ты смеешься? Надо мной?
– Над собой, – проговорил он, не переставая улыбаться.
Она подошла к нему:
– Рома. Скажи, ты меня… совсем уже не любишь?
Он помолчал и, прямо и спокойно глядя ей в глаза, произнес:
– Ты сама все знаешь. Зачем спрашивать.
С нее словно сняли невидимые оковы. Вздохнув, она легким движением рук поправила свою маленькую шляпку и, сломив ивовый прутик, двинулась по тропинке, похлестывая себя по левой ладони.
Роман пошел следом.
Когда тропинка стала подниматься наверх, Зоя остановилась, повернулась к Роману. Они стояли возле старого замшелого колодца, похожего на заброшенный, давно покинутый птицами скворечник.
– Воеводин – мой жених, – проговорила Зоя со спокойным равнодушием. – Осенью я выхожу за него замуж, и мы едем в Англию.
Роман молчал.
– Я знаю, ты осуждаешь меня. Считаешь дурной, сумасбродной… Но, понимаешь, мне так скучно…
– Скучно? – переспросил Роман. – Тебе скучно? В это трудно поверить.
– Не то чтобы скучно, – пожала плечами Зоя, – а как-то все опостылело, надоело. Родные, знакомые, ухажеры. Все глупо, однообразно.
– И любовь – тоже скучно? – неожиданно для себя спросил Роман.
– Любовь… – еле слышно произнесла она. – Ты знаешь, мне кажется, я просто не пред-ставляю, что это такое. И никогда не узнаю… Но ты только не думай, тебя я любила, как могла. Да… странно все это – детство, юность, Крутой Яр, наши с тобой встречи под липами – все это ушло куда-то в один миг, и вот здесь, – она коснулась груди, – только пустота и скука. Скука, скука…
Она смолкла, сцепив руки и подняв их ко рту.
Роман вглядывался в ее отрешенное лицо и постепенно понимал, что ей – Зое Красновской, той самой неутомимой, бесстрашной, сгорающей от интереса к миру, – теперь действительно скучно. Он словно коснулся ее души и почувствовал ледяной холод. Это открытие заставило его оцепенеть. Зоя молчала, стоя неподвижно. Молчал и Роман. Сумерки сгущались, туман повис над рекой. От старого колодца пахло речным песком и прелыми досками.
Зоя первая нарушила тишину:
– Да. Не получилось у нас разговора. Роман спросил:
– Почему ты решила уехать?
– Мне все здесь опротивело, надоело. Я, понимаешь ли, совсем недавно поняла, что я в ду-ше – не русская. Не люблю я Россию.
– Не любишь?
– Не люблю. Какой-то серый мир. Пьяный, темный. И скучный. Мне так здесь скучно, Ро-ма…
Она вздохнула и, вдруг быстро подойдя к нему, крепко взяла за руку, заговорив горячо и сбивчиво:
– Послушай, послушай… давай уедем, давай уедем вместе. Ты думаешь, я люблю этого Воеводина? Да я к нему безразлична, понимаешь, безразлична! Если я и любила кого, так только тебя, Рома. А с ним… я решила, потому что все меня бросили, и ты бросил, не приехал, а он, он меня увозит отсюда, увозит, поэтому и согласие дала, только поэтому…
Глаза ее блестели в темноте.
Сжав руку Романа еще сильнее, она приблизилась к нему:
– Рома, прошу тебя, давай все забудем, возьми меня, уедем куда-нибудь, в Париж, в Ан-глию, в Германию – куда угодно, только увези меня! Я все брошу, родных, Воеводина, все, толь-ко увези меня из этой грязи, серости, глупости, увези… понимаешь, я…
Она замолчала и выдохнула:
– Я жить хочу. А тут я как мертвая.
Роман молчал. Сердце его тяжело билось. |