Достаточно прочесть ее замечательный монолог по этому поводу (в
конце сцены - IV, 4), чтобы понять тот ужас, который она испытывает, и всю
силу проявленного ею мужества. Наконец, она бестрепетно принимает смерть,
чтобы уйти из жизни вместе с Ромео.
Следует отметить, что Джульетта на протяжении всей пьесы проявляет
гораздо больше энергии и инициативы, чем Ромео, изобретая средства в защиту
своей любви, борясь со своей судьбой или активно устремляясь навстречу
судьбе. Ведь ей, юной девушке, гораздо труднее оторваться от родной семьи,
бежать из отцовского дома, чем молодому человеку, как Ромео, с самого начала
изображенному эмансипировавшимся, обособившимся от родителей и семейной
обстановки. Родителям приходится лишь издали следить за его судьбой,
узнавать о его действиях и чувствах не непосредственно от него, а от его
друзей, например, от Бенволио (I, 1). (Вот, кстати, почему обстановка дома
Капулетти, да и характеры родителей Джульетты обрисованы Шекспиром
несравненно подробнее, чем дом Монтекки.) Джульетта гораздо сердечнее,
теплее, душевно богаче, чем ее избранник. Он риторически сравнивает себя со
школьником, тогда как первая ее мысль - об опасности, которой он
подвергается во владениях ее отца. Не Ромео, а Джульетта отвергает клятвы.
Не он, а она говорит простые слова: "Хотела бы приличье соблюсти... Но нет,
прочь лицемерье! Меня ты любишь?" (II, 2). Ромео даже и после своего
перерождения лишь наполовину избавился от самонаблюдения. Джульетта цельнее,
богаче оттенками чувств, деятельнее. Стоит сравнить разницу между
горячностью ее речей с Ромео, кормилицей, братом Лоренцо и сдержанностью,
уклончивостью с родителями или с Парисом. Не случайно в заключительной
строке трагедии у Шекспира сказано не "повесть о Ромео и Джульетте", а
"повесть о Джульетте и ее Ромео".
Главные герои трагедии окружены целым рядом образов, которые оттеняют и
усиливают основную мысль пьесы. Здесь на первое место должен быть поставлен
брат Лоренцо. Этот помощник возлюбленных в борьбе с угнетающим их миром -
монах только с виду: кроме звания и одежды, в нем самом, как и в его речах,
нет ничего церковного.
В средние века и нередко еще в эпоху возрождения молодые люди уходили в
монастыри не из благочестия, а чтобы обеспечить себе возможность спокойного
существования, посвященного занятию науками и далеко не "богобоязненным"
размышлениям (вспомним хотя бы Рабле). Монах Лоренцо отнюдь не был явлением
исключительным.
По существу - он философ и естествоиспытатель, который собирает травы и
минералы, исследует их, изучает добрые и злые силы природы. (11,3): "Земля,
природы мать - ее ж могила: что породила, то и схоронила. Припав к ее груди,
мы целый ряд найдем рожденных ею разных чад..." Зачатки диалектики есть и в
его рассуждениях о наличии доброго в злом и злого в добром (там же) в
зависимости от того, как мы им пользуемся - разумно или злоупотребляя. |