Изменить размер шрифта - +

     - Вглядитесь-ка в рыбу, не в ту, что  взлетела в  воздух, а  в ту,  что
лежит с открытым ртом на дне лодки. Рот у нее верно передан?
     -  Да  уж  куда  вернее,  -  недоверчиво  проговорил Роберт.  -  Вы  же
разбираетесь  в  этом  лучше меня,  -  добавил  он  с  легким  упреком;  ему
показалось, что хозяин над ним насмехается.
     - Нет, уважаемый,  это не так. То, что с ним случается, человек во всей
остроте  и  свежести  переживает  только  в  ранней  юности,  лет  этак   до
тринадцати-четырнадцати, а потом питается этими  впечатлениями всю жизнь.  В
детстве я ни разу не имел дела с рыбой, потому и спрашиваю. Так, значит, рот
написан как надо?
     - Да, все на своем месте, - сказал польщенный Роберт.
     Верагут  тем временем  встал и  испытующим взглядом  впился  в картину.
Роберт посмотрел на  него.  Ему была знакома эта начинающаяся  концентрация,
когда глаза художника  почти  стекленеют; он  знал, что  сейчас  его  хозяин
отрешается  от всего - от кофе, от непродолжительной беседы с ним, слугой, и
если  окликнуть  его  через  несколько  минут,  то  он словно  проснется  от
глубокого  сна.  А  это  уже  опасно.   Убирая  со  стола,   Роберт   увидел
неразобранную почту.
     -  Господин  Верагут!  - вполголоса  воскликнул  он.  Художник  еще  не
отключился  окончательно. Повернув  голову,  он  вопросительно,  не  скрывая
враждебности,  взглянул  на  слугу  - так смотрит усталый человек,  которого
позвали в тот момент, когда он уже начал засыпать.
     - Тут для вас почта.
     Роберт  вышел из мастерской. Верагут  нервно выдавил на палитру немного
синего кобальта, бросил тюбик на  маленький, обитый  железом столик  и  стал
смешивать краски,  однако напоминание слуги мешало ему сосредоточиться, он с
недовольным видом отложил в сторону палитру и подвинул к себе письма.
     То были обычные деловые бумаги: приглашение принять участие в выставке,
просьба  редакции одного журнала сообщить даты  жизни, счет. Но тут в  глаза
ему бросился хорошо знакомый почерк, и сердце его радостно забилось. Он взял
письмо  в  руки,  с  наслаждением прочитал на  конверте  свое имя  и  адрес,
внимательно  вглядываясь  в  каждое  слово,  написанное  очень  своеобразным
размашистым  почерком.  Потом он  принялся разглядывать  почтовый  штемпель.
Марка  была  итальянская, письмо могло  прийти только из  Неаполя или Генуи,
значит, друг уже в  Европе, совсем рядом, и  через несколько дней может быть
здесь.
     Он  растроганно  открыл  конверт  и  с  удовлетворением  увидел  ровные
строчки,  их  строгий  порядок.  Если хорошенько подумать, редкие письма  от
друга  из-за  границы  были  в последние  пять-шесть  лет  его  единственной
настоящей радостью - единственной, не  считая работы и тех часов, которые он
проводил с  маленьким  Пьером.
Быстрый переход