– Эта Рота существует лишь в вашем воспаленном воображении, друзья мои. – Генерал Скавино прерывает его, генерал Скавино улыбается, смотрит на них благожелательно, по-отечески нежно. – Как вам пришло в голову просить аудиенцию по столь вздорному поводу? Если газеты пронюхают об этой петиции, вам не удержаться на своем посту, сеньор Пайва Рунуи.

– Мы подаем дурной пример штатским, сея искушение среди людей, которые жили в библейской чистоте, – меняется в лице отец Бельтран. – Надеюсь, прочтя эту петицию, лимские стратеги сгорят со стыда.

– Слушай, Тигр, это конец. – Генерал Скавино сокрушает телефон, генерал Скавино вне себя от ярости зачитывает петицию. – Слухи разнеслись, видишь, чего просят ходоки из Науты. Надвигается скандал, о котором я предупреждал тебя.

– Ну, что вам там сосчитали на пальцах. – Лейтенант Бакакорсо подносит ко рту цыпленка, лейтенант Бакакорсо откусывает кусочек. – Как говорит Скавино, вы, интенданты, кончаете математическими психозами.

– Ну и пройдохи, раньше они были недовольны, что пехота топчет их женщин, а теперь недовольны, что пехота не дает им топтать женщин, – поигрывает промокашкой Тигр Кольасос. – Все им не так, лишь бы протестовать. Дай им хорошего пинка и не принимай больше идиотских прошений, Скавино.

– Кошмар. – Капитан Пантоха повязывает салфетку, капитан Пантоха приправляет салат маслом и уксусом, сжимает вилку, ест. – Если охватить и штатских, то потребность возросла бы с десяти тысяч услуг по крайней мере до миллиона ежемесячно.

– Пришлось бы набирать рабочую силу за границей. – Лейтенант Бакакорсо доедает мясо, лейтенант Бакакорсо дочиста обгладывает косточку, отпивает глоток пива, вытирает рот и руки, грезит. – Вся сельва от края до края превратилась бы в сплошной бордель, а вы у себя в кабинетике на берегу Итайи хронометрировали бы этот блуд. Признайтесь, мой капитан, это вам по душе.

– Ты только представь себе, Почита. – Алисия ставит корзинку, Алисия достает пакетик, протягивает Почите. – В булочной Абдона Лагуны, а он тоже «брат», начали выпекать хлебцы в память о мученике из Моронакочи. Называется «хлебец-крошка», вовсю раскупают. Я принесла тебе один.

– Я просил десять, а ты мне тащишь двадцать. – Панталеон Пантоха, стоя у перил, смотрит вниз на гладкие, кудрявые, темные, рыжие, каштановые головы. – Хочешь, чтобы я убил целый день на осмотр претенденток, Чучупе?

– Я не виновата. – Чучупе спускается вниз по лестнице, держась за перила. – Я бросила клич, что есть четыре вакантных места, а женщины, как мухи, слетелись отовсюду. Даже из Святого Хуана Мюнхенского, и из Тамшийако. Что вы хотите, сеньор Пантоха, любая девочка в Икитосе счастлива была бы работать с нами.

– По правде говоря, я не понимаю. – Панталеон Пантоха спускается за нею следом, Панталеон Пантоха разглядывает округлые спины, упругие ягодицы, крепкие икры. – Зарабатывают мало, работы по горло. Что их привлекает? Не добряк же Порфирио?

– Уверенность в завтрашнем дне, сеньор Пантоха. – Чучупе кивает на пестрые платья, на пчелиным роем гудящие группки. – На улице такой уверенности нет. У «прачек» день везет, три – мимо, без отпуска, и по воскресеньям не отдыхают.

– А Сморчок – сущий работорговец. – Чупито свистит, разом заставив всех замолчать, Чупито велит им подойти ближе. – Морит голодом, обращается как со скотиной, а чуть что – пинком под зад.