Подчинённые расслабляются. Фрейзен бросает на меня благодарный взгляд. Ему только противостояния с моими обозленными бойцами не хватало.

— Поручик, — тихо спрашиваю Фрейзена, — мне следует сдать оружие?

— Увольте, господин ротмистр, это излишне, — шепчет он, не сводя глаз с моих орлов.

— Японцы, вашбродь! — заполошно орет на бегу какой-то солдатик.

Все как по команде смотрят на него.

— Рядовой Лапшин, господин ротмистр, — солдатик еле переводит дух, вытягиваясь по стойке смирно перед нами, — велено передать: японец снова в наступ пошел.

— Кем велено?

— Господином есаулом Скоропадским.

Поворачиваюсь к Фрейзену.

— Поручик, ввиду неприятельской атаки, вынужден попросить у вас отсрочки до её отражения. Можете обождать в тылу, пока мы тут закончим.

Лицо Фрейзена покрывается багровыми пятнами.

— Господин ротмистр, ни мои предки, ни я не привыкли праздновать труса перед врагом, когда другие сражаются. Прошу считать меня в вашем распоряжении.

— Тогда на позиции, поручик. Как вас по батюшке?

— Николай Карлович.

— О, так мы тезки!

Поручик улыбается.

Бегом спешим к траншеям. Солдатики, спутники поручика, топают сапогами у нас за спиной.

— Как у вас с патронами?

— По паре запасных обойм.

— Негусто. Ничего, поделимся. И снимите фуражку, перед тем как высунуться из окопа. Лучшей мишени, чем белое — не придумать. А среди японцев полно отменных стрелков.

В окопах суета. Уцелевшие бойцы занимают места, всматриваясь в движение противника по полю перед нашими позициями.

Прошу у Цируса бинокль. Навожу и подкручиваю окуляры.

Противник наступает силами до роты примерно и без артиллерийской поддержки. Какая-то сборная солянка. Помимо гвардейцев Хасэгава Есимичи, в рядах наступающих на наши позиции — какие-то явные тыловики, даже легко раненые.

— Господа, перед нами явный жест отчаяния — противник выгреб до дна возможные резервы. Отсутствие артподготовки говорит, что и со снарядами у них в артиллерии сейчас просто швах.

— Это, конечно, утешает, — почти кричит Скоропадский — у него после контузии еще туго со слухом, — но и нас тут человек шестьдесят.

— При обороне потери наступающих в три раза больше, чем у обороняющихся.

— Это кто сказал? Мольтке Старший или Наполеон? — интересуется Фрейзен.

— Это говорит опыт боевых действий современной войны, Николай Карлыч, — если честно, не помню, кто вывел эту прекрасную формулу, бывшую в ходу в моем мире в мое время.

— При условии, что обороняющимся хватит боеприпасов, — влезает в разговор Цирус.

— Нам хватит на плотный огонь, поручик? — интересуюсь у своего зама.

— Где-то на четверть часа, — признается Федор.

— Кузьма, санинструктора ко мне и Гиляровского. Быстро!

Скоробут, козырнув, исчезает, как и не было.

— Федор Федорыч, у нас сигнальные ракеты еще остались?

— Так точно, господин ротмистр. Пара зеленых найдется.

Снова приникаю к биноклю. Противник наступает, блестя примкнутыми штыками на солнце, ровными рядами. Чуть ли не строевым шагом. Судя по долетающим до нас звукам, даже под дивизионный оркестр. Так и есть — в задних рядах японцев — военные музыканты.

Тоже мне изобретатели психической атаки… Хотя, конечно впечатляет. Но тоже говорит, скорее, о том, что с боеприпасами у Есимиче не густо.

— Господин ротмистр, по вашему приказанию прибыли, — а вот и Соня с дядей Гиляем.