Вместе с семьёй живёт в Харбине, дочке Тамаре уже пять. Она любит ездить с папой на осмотр станций, и уже успела выучить, что в буфете станции Дуйциньшань самые вкусные блинчатые пирожки, на станции Аньда — свежайшие молочные продукты, на Цицикар — сахарные арбузы, на Чжаланьтунь — наваристые борщи.

Ну, а пиво (это уже для папы) нужно покупать на Восточной линии.

Мы много работаем и почти не спим. Пьём кофе литрами.

Наши глаза покраснели, в голове шум, отчаянно зеваем, но не сдаёмся.

Для нас очень важен результат.

У меня давнее предубеждение: если что-то хорошо начинается — жди проблем.

И они не заставляют себя ждать на этапе согласования сметы.

Прежде чем показать её Куропаткину, приходится идти в управление полевого главного контролёра при штабе главнокомандующего.

Колобов приводит в порядок чертежи, не хочу отвлекать его от этого важного дела и прихожу туда в гордом одиночестве.

Пока жду назначенного часа, становлюсь свидетелем не самых приятных бесед. Парочка полковых каптенармусов жалуется, что не может получить зимнее обмундирование: оказывается, его попросту нет, в лучшем случае на складах могут предложить убитые в хлам полушубки и валенки, которые разваливаются на ногах.

Мысленно матерюсь про себя. Одна тыловая гнида подсунула нам гнилые брёвна, в итоге до сих пор прихрамываю, а целая свора планирует обморозить всю армию.

Меня вызывают к полковнику Султанову — заместителю главного полевого контролёра.

Он больше похож на бухгалтера, чем на офицера: бесцветные глаза за толстыми линзами очков, расплывшаяся фигура, двойной подбородок.

— Что тут у вас? Показывайте…

Кладу перед ним ведомости.

Султанов погружается в изучение, задумчиво погрызывая кончик карандаша.

Я сижу напротив. Заняться пока всё равно нечем, вопросов Султанов не задаёт, поэтому развлекаюсь, наблюдая за его действиями.

Время от времени толстые пальцы полковника щёлкают костяшками счётов, затем он хмурится и начинает ещё интенсивнее грызть несчастный карандаш.

Пару раз издаёт странные звуки, громко вздыхает и говорит в пустоту:

— Так-так… значит…

У меня миллион дел и все они одинаково важные, но приходится терпеть и ждать. Без финансирования проект обречён.

Султанов откидывается на спинку кресла, убирает измочаленный карандаш, смотрит на меня.

— Что ж, работа действительно проделана на славу.

— Благодарю вас, господин полковник.

— Рано благодарите, ротмистр. Нужно уладить кое-какие формальности.

Он пишет что-то на бумажном листке и пододвигает мне.

Читаю, что там написано, и удивлённо вскидываю голову.

— Пять процентов? Что это значит, господин полковник?

Султанов щерится. У него гнилые зубы и пахнет изо рта отнюдь не фиалками.

— Ровным счётом то, что вы прочитали. Моя доля — пять процентов от суммы. Не меньше!

— В смысле? — напрягаюсь я. — Мы не закладывали в смету непредвиденных расходов. У нас каждая копейка на счёту…

Полковник фыркает.

— Ваше горе поправимое. Сколько вы планируете закупить стального листа? Давайте слегка увеличим вес, пудов эдак на…

— Полковник… — прерываю я.

— В чём дело, ротмистр⁈ — продолжает улыбаться Султанов. — Уверяю вас, если прислушаетесь к моим советам, тоже не останетесь в накладе.

— Да, но ведь сейчас война! — закипаю я.

— И что с того? Разве война может помешать сколотить на этом небольшой капиталец? Не стройте из себя беременную институтку. Все берут…

— Не все!

Достаю из кобуры револьвер, прокручиваю барабан.

Полковник бледнеет.

— Ротмистр… Вы с ума сошли? Немедленно уберите! Вдруг револьвер выстрелит?

— Выстрелит, — киваю я.