Все берут…
— Не все!
Достаю из кобуры револьвер, прокручиваю барабан.
Полковник бледнеет.
— Ротмистр… Вы с ума сошли? Немедленно уберите! Вдруг револьвер выстрелит?
— Выстрелит, — киваю я. — Но не вдруг, а нарочно. Только не думай, что я буду вызывать тебя на дуэль! Много чести! Шлёпну как японского шпиона и всех делов!
Блефую, конечно, но блефую правдоподобно. На полковника страшно смотреть.
— Вас посадят! — взвизгивает Султанов.
— И что? Зато одной сукой в штабе станет меньше, — нагнетаю я.
Мне действительно хочется загнать этой тыловой крысе пулю в лоб, но тогда пострадает дело.
— Я! Я закричу! В штабе много охраны…
— Кричите, — ухмыляюсь я и упираю ствол револьвера в его потный жирный лоб. — Жаль, не узнаете, кто будет быстрее: охрана или пуля… К тому же, кто вам сказал, что меня посадят?
— А что с вами сделают? — блеет он.
— Орден, к сожалению, не дадут, хотя и надо б… Думаю, великий князь Николай Николаевич не бросит меня в беде.
— Великий князь⁈ — ужаса в его взгляде становится в два раза больше.
Не спрашивайте, как я это посчитал.
— Конечно. Великий князь лично курирует этот проект.
— Хорошо-хорошо, — сникает Султанов. — Уберите, пожалуйста, револьвер. Я всё согласую…
— А как же ваши пять процентов? — издевательски интересуюсь я.
— Никаких процентов!
Он быстренько подмахивает бумаги.
Я встаю.
— Не скажу, что было приятно с вами познакомиться, полковник. Наш разговор не останется без последствий. Думаю, недолго вам осталось ходить в этом чине. Надеюсь, увидеть вас в самом скором будущем во время штыковой атаки. Солдатская шинель будет вам к лицу. Заодно похудеете.
Покидаю полковника с твёрдым намерением стукануть о нём Николову. Самого полковника при этом бьёт такая дрожь — аж пол вибрирует.
Колобову про этот инцидент не рассказываю. Зачем ему лишние заморочки? Пусть занимается инженерной работой — это сейчас самое важное.
Через три дня, как и приказано, представляем полностью проработанный проект Куропаткину. Теперь это не сырые наброски, а пухлая папка с чертежами и расчётами.
Генерал выслушивает нас благосклонно, тем более Колобов умело оперирует в докладе цифрами, что оказывает на Куропаткина большое впечатление.
— Что ж, господа офицеры! Поработали на славу! Осталось лишь воплотить ваш проект в жизнь. Нарекаю первый экспериментальный бронепоезд по вашему проекту именем «Цесаревич» в честь нарождённого в прошлом месяце цесаревича Алексея! — торжественно объявляет Куропаткин.
Ну, «Цесаревич», так «Цесаревич»! Хотя я бы на всякий пожарный с громкими именами пока повременил. Вот выпустим бронепоезд, обкатаем, тогда можно назваться хоть груздём, хоть «Цесаревичем».
А пока рано. Вдруг мы где-то накосячили? Первый блин редко выходит не комом.
Само собой, эти соображения вслух не высказываю. Зачем портить начальству настроение, а себе жизнь?
— В случае, если «Цесаревич» проявит себя должным образом, обязательно поставим производство составов подобного типа на поток. А вас, господа, представлю к наградам!
Похвала из уст командующего приятна.
На следующий день Колобов едет в Харбин, запускать постройку на тамошних мощностях. Мне смысла составлять ему компанию нет. В производственных и технологических вопросах полковник как рыба в воде и разбирается куда лучше, так что там я стал бы для него только обузой.
Я провожаю его на поезд, перед отправкой сидим в знаменитом на весь Ляоян заведении графа Игнатьева и пьём дорогущий коньяк. |