— Если мне понадобится ваша помощь, я вам обязательно телеграфирую! — говорит Колобов.
— Не понадобится, — уверяю я. — Справитесь. Ну, а я пока начну готовить своих бойцов к новой роли экипажа бронепоезда.
— Получается, вы вроде как для себя бронепоезд строите? — смеётся полковник.
— В каком-то роде. Инициатива имеет инициатора. Думаю, вам это изречение знакомо.
— В таком виде нет, хотя смысл понятен. Надо запомнить…
Он смотрит на часы.
— Кажется, мне пора.
— Удачи!
— Спасибо! Она нам точно пригодится.
Сажаю его в вагон, пожимаю на прощание руку и возвращаюсь в расположение эскадрона.
Нас ждут великие дела.
[1] Анчутка — в восточнославянском поверии маленький, но очень злой дух, ростом всего в несколько сантиметров.
[2] Речь идёт про паровоз серии «О» («Основной») «нормального типа 1904 г.» — более экономичный и мощный по сравнению с предшественником — паровозом «нормального типа 1897 г.».
Глава 20
Сильные Сонины пальчики колдуют над моей хромой конечностью. Сперва мышцы изнутри, будто поглаживают, затем их начинает крутить, так, что я от неожиданности ойкаю.
— Николя?.. — Соня смотрит на меня с удивлением, — Что, больно?
— Н-нет… неожиданно, но странные ощущения… словно через мышцу пропустили электрический ток, — признаюсь я.
— Погоди… — Она задумывается. — Я читала в «Вестнике кафедры физиологии Императорского Санкт-Петербургского университета», что профессор Менделеев работает над аппаратом, который использует токи различной частоты для лечения…
Я удивляюсь:
— А чего над ним работать? Возьми полевой телефон, приложи проводки, куда надо и крутани ручку…
Собственно, метод используется не только для лечения, но и для «задушевных бесед» с некоторыми несговорчивыми «языками».
— Ты серьезно?
Киваю. Правда, о втором применении аппарата не упоминаю. Пока…
— Зачем делать приборы, которые подменяют то, что умеет делать каждая берегиня? — морщит красивый лобик Соня.
Боже, как же она наивна в некоторых вопросах.
— А сколько в России берегинь?
Соня задумывается, неопределенно пожимает плечами:
— Статистики знают точное число, но, насколько я помню, тысяч десять-пятнадцать.
— На всю страну?
— Да.
— А сколько берегинь на фронте? Тысяча? Две… И у каждой не одна сотня раненых и больных. Прибор может освободить их для более насущных задач.
Соня хмыкает, продолжая делать пассы над моей ногой. Холодные и раскаленные иголочки попеременно вонзаются в мои мышцы. Это не больно, скорее — непривычно. Но мне становится всё лучше и лучше, а пострадавшие связки голеностопа уже почти не дают о себе знать.
Берегиня убирает пальцы от моей ноги.
— Попробуй пройтись…
Встаю, хватаюсь за трость… Мой обожаемый санинструктор тут же отбирает у меня палку.
— Сам, сам… без подпорок.
Делаю несколько шагов по эскадронному медпункту, почти не хромаю. Небольшая боль осталась, но…
— Еще пара сеансов, шер ами ротмистр, и нога будет, как новенькая, — улыбается она.
Тянусь поцеловать Соню, но в дверь стучат.
— Господин ротмистр, вы здесь?
Кого там еще несет в самый неподходящий момент? У меня тут, можно сказать ле гранд романтик…(исправно, по мере возможности, посещаю занятия французским вместе с Буденным. И девушку любимую лишний раз увидеть, и язык освоить. |