— Аббат, наверное, захочет, чтобы я ему все рассказал, — заметил Кадфаэль.

— Конечно захочет. Но аббат — другое дело. Это его право, и рассказать ему — твой долг. Так что возвращайся, пожалуй, — вздохнул Хью, — а я пойду посмотрю, может, кому-нибудь из моих людей, которых я разослал рыскать по деревням, повезло больше, чем мне.

На этом весьма самокритичном, но отнюдь не обнадеживающем замечании они и расстались.

Услышав, что Кадфаэль входит в калитку, привратник выглянул из своей каморки:

— Тут тебя кое-кто дожидается. Найалл, бронзовых дел мастер. Зайди, мы сидим и разговариваем, но он хочет уйти как можно скорее.

Найалл догадался, кто пришел, и появился на пороге сторожки. Под мышкой он держал грубую полотняную сумку. Взглянув на Кадфаэля, он сразу понял, что тому нечего сказать, но все же спросил:

— Нет ли новостей о госпоже Перл?

— Увы, ничего нового. Я только что расстался с шерифом, утешительного мало.

— Я ждал — вдруг ты принесешь какую-нибудь новость. Хоть бы малейший след отыскался! И я ничем не могу помочь! Ну ладно, мне надо идти.

— Куда вы собираетесь на ночь глядя?

— В Палли, к сестре и ее мужу, повидать дочку. У меня тут набор украшений к сбруе одной из лошадей Мортимера, но это могло бы потерпеть пару дней. А девочка ждет меня. Это день, когда я обычно прихожу, а то я бы не двинулся с места. Но ночевать я не останусь. Вернусь, чтобы стеречь, по крайней мере, розы, если уж не могу ничего сделать для самой хозяйки.

— Вы сделали больше, чем все мы, — печально заметил Кадфаэль. — Вы сохранили куст, он живет. А она вернется и примет из ваших рук самый красивый цветок, и будет это послезавтра.

— Это что, обещание? — спросил Найалл с жалкой, вымученной улыбкой.

— Нет, молитва. Это лучшее, что мы можем сделать, — молиться. До Палли больше трех миль хода, и обратно три мили — у вас хватит времени для целой литании, — промолвил Кадфаэль. — И помните, чей праздник будет через два дня. Святая Уинифред сумела устоять перед нежеланным поклонником и остаться добродетельной, она не бросит в беде сестру свою.

— Ладно… Я, пожалуй, пойду. Да благословит тебя господь, брат.

Найалл перебросил через плечо сумку, в которой лежали бронзовые розетки и пряжки — украшения для конской сбруи, — и быстро зашагал по Форгейту в сторону тропы, уходившей от моста на юго-запад. Прямая коренастая фигура мастера постепенно растворилась в ставшем прохладным жемчужно-сером воздухе. Надвигались сумерки. Кадфаэль смотрел вслед Найаллу, пока тот не свернул за мельничным прудом в сторону и не исчез из виду.

Сдержанный и немногословный человек этот Найалл, бронзовых дел мастер, однако Кадфаэлю было горько и больно за него: он понимал, какая тревога гложет душу мастера от сознания, что он ничем не может помочь женщине, которая для него дороже всего на свете.

Сестре Найалл рассказал об этой истории очень немного, а о своих чувствах и вовсе умолчал, однако Сесили сердцем все поняла.