|
Сесили хорошо знала брата и не ждала от него ничего другого. Когда он исчез из виду, она повернулась и пошла домой, совершенно уверенная, что он внимательно слушал ее и сердце его при этом разрывалось на части. Пора ему подумать об этом. Жизнь дочери почтенного городского ремесленника, которой предстояло наследовать известное состояние и научиться искусству вести себя в обществе, должна сильно отличаться от жизни дочери деревенского управляющего. Ее будущий жених будет, скорее всего, из другой среды, и надо воспитывать девочку так, чтобы приучить вести совершенно иное хозяйство. Ведь у нее будет совсем другой круг обязанностей. Смышленая не по годам, она даже может подумать, что отец, позволяя ей так долго жить вдали от себя, просто не хочет, чтобы они были вместе, и посещает ее лишь из чувства долга. И все же она очень мала, слишком мала, чтобы жить в доме, где нет женщины, которая бы о ней заботилась. Если бы только и впрямь можно было надеяться, что он женится на этой вдове, о которой не хочет ничего говорить! Или, уж если на то пошло, на какой-нибудь другой достойной женщине, с добрым сердцем и здравым умом, у которой хватит терпения на них обоих.
Найалл шагал по узкой лесной тропинке, которая вилась между темнеющими в ночи деревьями, терпко пахла пышная листва. Голос сестры все еще звучал у него в ушах. Высокие деревья стояли плотной стеной, их густые ветви переплелись и скрывали небо, на земле под ними всегда лежала тень, так что травяной покров был весьма скудным. Иногда тропинка выходила на более открытое место, где деревья росли пореже, встречались даже небольшие вересковые пустоши. Это был северный край Долгого леса. Люди вторгались сюда, расчищая небольшие участки под пашню, занимаясь, с позволения хозяина или без оного, рубкой деревьев и пася свиней, которые кормились тут желудями и буковой корой. Но жилья здесь было очень мало. По дороге к деревушке Брейс Меол, которая находилась на полпути к дому, Найаллу предстояло миновать лишь два захудалых, как будто случайно оказавшихся тут хутора. Найалл остановился, размышляя, не лучше ли вместо того, чтобы, как обычно, идти прямо через лес, свернуть на восток и по хорошо известной ему тропке выйти на проселок, если только ту лесную дорогу можно было назвать проселком, и, сократив путь, обогнуть деревню. Найалл хорошо знал тот проселок. Тропка же, о которой он думал, отходила от его тропы на северо-восток, а на перекрестке была небольшая полянка, единственное открытое место в густом лесу. На этой полянке Найалл остановился, все еще в нерешительности, и стоял, наслаждаясь благословенным ночным покоем. Вдруг тишину нарушил какой-то таинственный шум, легкий и равномерный. В молчаливом безветрии каждый шорох, каким бы он ни был тихим, громом отдавался в ушах. Найалл безотчетно отступил под деревья и стоял, подняв голову и прислушиваясь к непонятным звукам. В ночном лесу всегда найдутся какие-нибудь животные, которые занимаются своими делами в темноте, но обычно они очень осторожны, а почуяв людей, замирают, потому что человек им враг. Звуки же, которые слышал Найалл, не прекращались, наоборот, они становились все ближе. Это был глухой стук копыт по мягкому дерну. Звук тихий, но ровный, он доносился со стороны проселка и сопровождался шуршанием и шелестом задеваемых по пути ветвей. Деревья уже полностью оделись листвой, разрослись, и их молодые побеги вторглись на свободное пространство тропы. Что в лесу делать всаднику в такой час? Да и лошадь, судя по звуку, везет тяжелый груз? Найалл, укрывшись за деревьями, стоял и всматривался в открытое пространство: на поляне было настолько светло, что по оттенкам серого и черного можно было различить очертания предметов. Луна еще не взошла, между землей и небом висела легкая дымка, — это была ночь, как будто нарочно предназначенная для темных дел. Беглые вилланы редко подходили к Шрусбери ближе, чем на десять миль, разве что это мог быть браконьер, но все же следовало опасаться худшего. |
