– Дорогой, – извиняющимся тоном произнесла Цендри, – прости меня, ведь это ты должен быть на моем месте. Это просто ужасно, как она с тобой разговаривала. Точно с собакой.

Дал засмеялся, и у Цендри отлегло от сердца. Ничего, они как‑нибудь переживут эту неприятную поездку, если, конечно, Дал будет продолжать относиться ко всему происходящему как к шутке. Как удастся пережить все это ей самой, Цендри не совсем представляла.

– Я бы сказал, – Дал усмехнулся, – что к мужчинам здесь относятся много хуже, чем к собакам. Даже пятьсот лет назад на Пионере мужчинам не приходило в голову не только клеймить женщин, но даже навешивать на них ошейники. – Он щелкнул по висящей на его шее бляшке с номером и засмеялся. – Я и не предполагал, что в мире, которым правят женщины, крайности – обыденное явление.

– Да, ты прав, – горячо согласилась Цендри. – Думаю, что мне трудно будет полюбить местные порядки.

– Вот и прекрасно. – Дал внимательно смотрел на Цендри. – Надо мной часто подшучивали мои друзья в институте антропологии. Они в один голос заявляли, что ты придешь в восторг от местных обычаев и что нужно либо не иметь мозгов, либо очень хотеть потерять жену, чтобы отпустить ее сюда… Ну и все такое. Я спорил с ними, доказывал, говорил, что доверяю тебе и что ты вполне разумная девочка, но меня никто и слушать не хотел. Эти мерзавцы только смеялись надо мной. – Он покачал головой. – Я был посмешищем всего отдела.

– О, Дал, почему ты мне не сказал об этом раньше…

– А что бы ты сделала? Да к тому же ты знаешь, как я хотел попасть сюда, чтобы увидеть Руины цивилизации Строителей, – задумчиво ответил Дал. – В случае, если бы ты отказалась ехать сюда, я был готов отправиться один, предварительно переодевшись женщиной.

– Дал, – вдруг спросила мужа Цендри, – что сказал тебе тот мужчина с красным аксельбантом? Ну, тот, носильщик. Я видела, что он подал тебе какой‑то странный знак. Мне показалось, что это пароль.

– А, этот, – как бы припоминая давнишний случай, проговорил Дал. – Да, он делал какие‑то манипуляции.

– Что он сказал тебе? – допытывалась Цендри. – Я не расслышала, он говорил так тихо.

– Сказал? – повторил Дал. – Да, он произнес одну фразу.

– Какую?

– Он сказал: «Мы родились без цепей», – ответил Дал. – Подозреваю, что этот человек принадлежит к какому‑нибудь религиозному братству. Вроде хористов на Бетельгейзе‑9. Те приветствуют друг друга фразой «Да будет мир в бесконечности». Да, понимаю, все эти сообщества интересует тебя, ты же у нас специалист по субкультурам и социальным подгруппам, особенно тайным. – Он улыбнулся. – Давай закончим об этом.

– Я вначале подумала, что это какое‑то общепринятое мужское приветствие, – задумчиво произнесла Цендри. – Сейчас же я почти уверена, что эта фраза является революционным лозунгом. Совершенно очевидно, что мы столкнулись с представителем подпольного движения сопротивления или…

Дал поежился и нехотя произнес:

– Цендри, перестань говорить глупости. Подобные общества всегда тайные, их члены не будут бросаться навстречу незнакомцу и орать свои революционные заклинания.

Цендри поморщилась. «Нет, – уверяла она себя, – Дал может говорить что угодно, но в мире, где главенствуют женщины и где мужчины носят ошейники, где на них ставят клейма, в мире, где мужчина является собственностью женщины, фразу „мы родились без цепей“, да еще произнесенную мужчиной, нужно рассматривать только как революционный лозунг, и никак иначе.