|
- Для этих или для тех? - А тебе для каких надо? - Ну, вообще-то... как-то... - Эх ты! Меня остерегаешься? Продвижение бы тебе... Однако, кто бы мог подумать: размазня - а он, оказывается, ушки держит на макушке! Он с отцовской лаской тыкал мне в бок. Теперь он выглядел почему-то страшно постаревшим - может, от бессонницы, а может, от чего-то другого? - Даже щекотки не боишься? - протянул он многозначительно, прищуривая глаз. - Ты парень, что надо! Что такое галактоплексия знаешь? - А что? Загадка? - Да. Не знаешь? Это конец света, ха-ха! "Неужели под влиянием алкоголя чиновники в них берут верх над профессорами?" - мелькнуло у меня в голове, которая жутко, отвратительно болела. Баранн уставил на меня холодные поблескивающие глаза. Кто-то под столом ущипнул меня за ногу. Из-под скатерти рыжей щеткой вынырнула голова крематора, который неуклюже, но решительно лез ко мне на колени, повторяя: - Как приятно допрашивать под пыткой старых знакомых! Словно лепесток розы обнюхиваешь, а... Ох, поймать бы сейчас кое-кого... Я попытался от него избавиться. Он прижался ко мне, обнял за шею, шепча: - Друг, будь начеку. Брат ты мой родной, я же для тебя все, что хочешь... я для тебя всех, всех сожгу, до последней букашки, скажи только слово... Я тебе... - Пустите меня! Господин профессор, господин крематор опять целуется, - пожаловался я, слабо сопротивляясь. Он мешком висел на мне, колол в щеку щетиной. Кто-то все-таки оттащил его от меня, он пятился задом, словно рак, показывая мне издали десертную тарелку, которую держал обеими руками. Тарелка? Что тарелка? Где шла речь о тарелках? - лихорадочно думал я. - Об этом что-то уже было. Где? Великий Боже! Сервировка! Кто говорил "сервировка"? Что значит "сервировка"? Возникло всеобщее замешательство. Мне показалось, что нас будто больше ста, но это просто все повскакивали с мест. Посреди комнаты на отодвинутом от стола стуле сидел толстый профессор с мокрым платком на лысине, сотрясаемый сильной икотой, которая в наступившей тишине звучала в унисон с мерзким храпом офицера, лежавшего без сознания в углу. - Запугать! Застращать! - кричали вокруг. Влекомый другими, я поднялся. Мы обступили толстого профессора. Меня покачивало на непослушных ногах. Толстый бессмысленно смотрел на нас и руками просил помощи, потому что едва он пытался что-либо сказать, как вместо слов раздавались ужасные икания. Выпятив глаза, посинев, он содрогался так, что стул под ним скрипел. - Доводит до сведения! - прошипел крематор, вслушиваясь в икоту. Затем поднял вверх чистую тарелку. - Слышите? - Нет!.. Толстый попытался оправдываться, но его протест был подавлен приступом икоты, еще более сильным, чем ранее. - Э, братец, сигнализируешь! - бросил ему в лицо Баранн. Толстый судорожно стиснул мою руку. - Нет! - Считать, - заорали все. Приглушенным хором, бормоча, мы принялись считать икания. - ...одиннадцать, двенадцать, тринадцать... - Предатель! - прошипел в паузе крематор. |
