|
.. - Предатель! - прошипел в паузе крематор. Толстый продолжал синеть, приобретая все более темный оттенок. Пот большими, почти с горошину, каплями выступал у него на лысине. Это выглядело так, будто страх, от которого он весь дрожал, выжимал его череп, как лимон. - ...четырнадцать, пятнадцать... Замирая, с пальцами, переставшими что-либо ощущать, я ждал. Толстый со стоном засунул себе кулак в рот, но еще более сильное, потому что стало теперь под давлением, икота бросила его на спинку стула. - Шест... Толстый затрясся, захрипел и какое-то время совсем не дышал. Потом его опухшие веки приподнялись, безмятежность разлилась по искаженному мукой лицу. - Спасибо, - шепнул он, обращаясь ко всем. Как ни в чем не бывало, мы возвратились обратно к столу. Я был пьян и знал об этом, но как-то иначе, чем перед этим. Мои движения стали более свободными. Я теперь мог говорить безо всякого труда, лишь остаток бдительности, до сих пор державшей меня под контролем, куда то пропал, что воспринималось мною с беспечным самозабвением. Не успел я и оглянуться, как Баранн уже втянул меня в диспут на тему "Здание-Дом и его домовитость". Для начала он спел мне песенку: - Динь-дом-бом! Дом! Основа Дома - Антидом! Антидома - Дом! Бом! Потом рассказал несколько анекдотов из области содомистики и гоморрологии. Я уже перестал обращать внимание на тарелку, которой издали посвечивал мне в глаза крематор. - Знаю! - задорно прокричал я. - Сервировка! Понимаю: подстановка! Понимаю! Ну и что? Кто мне что сделает? Профессор - свой парень! А я - вольная птица! - Птичка ты моя нештатная, - басил, обращаясь ко мне, худой. Он похлопывал меня по коленке, ласково улыбаясь левой щекой, спрашивал об успехах в шпионстве, о том, как я вообще оказался в Здании. Я рассказал ему начало своей истории. - Ну, и что там было дальше? - заинтересовался он. Я болтал уже обо всем подряд, пока еще остерегаясь других, поскольку не был в них совершенно уверен. О священнике Баранн отозвался: "Аббат - он и должен быть провокатором", историю златоглазого старичка лаконично прокомментировал так: "Ну, не правильное поведение было у него в гробу, неуместное. За что и получил". Я заметил, что Семприак отошел от стола и стал перешептываться с толстым, который из стакана поливал себе лысину. - Сговариваются? - я указал Баранну на них глазами. - Глупости! - бросил он. - Ну, а потом? Что тебе сказал доктор? Он терпеливо выслушал меня до конца, вздохнул, торжественно пожал мою безвольно свисавшую руку и сказал: - Ты тревожишься, да? Не надо этого делать, ради Бога не надо! Вот посмотри на меня: я сейчас ужасно пьян, пьянюсенький! В трезвом виде я - совсем другое дело, но сейчас у меня от тебя тайн нет. Я твой, ты мой. Ты знаешь, с кем имеешь дело? Не знаешь! - Вы уже говорили. Преподаете всякое там. - Ну, это же только так, в свободное время. Вообще-то сейчас я откомандирован по трансцендентным делам. Не из-за недостатка скромности, но во имя правды скажу тебе: "Здание - это я". Теперь будь внимателен. Триплет, квадруплет, квинтуплет - это все так, пустяки. Это мелочь. Килька. Фарш с лучком. |
