Салатовый «жигуль», сопровождаемый побитой иномаркой, вырулил на Щелковское шоссе.

– Остановись возле телефона автомата.

Рыжий молча кивнул и припарковался возле магазина, рядом с которым стоит старомодная будка с обшарпанным телефоном. Слава Богу, работающим.

– Алло! Будьте добры, позовите к аппарату мененджера…

– Одну минуту…

Конечно, одна минута растянулась на добрых пять. Пришлось пожертвовать еще одним жетоном.

– Слушаю.

– С родственником повидаться нет желания?

Недолгое молчание. Только прослушивается трудное дыхание человека, который боится поверить в удачу. Собков представил себе состояние Баянова и усмехнулся. Вот тебе и твердокаменнный чекист, вот тебе и закаленный контрразведчик!

– Через час по известному тебе адресу, – дрогнувшим голосом ответил капитан. И все же не удержался от ненужного вопроса. – Родственник… невредим?

– В полной сохранности…

Твердокаменности Баянову хватило ненадолго. Прижимая к груди тщедушное тельце сына, он не заплакал – зарычал по звериному. Спрятал за этим рычанием боль от умершей жены.

– Ты, что, папахен, плачешь? – удивился успевший прийти в себя пацан.

– Все ведь прошло, да?… А где мамахен?

– Нету уже твоей мамахен, сынок, – отвернувшись, вытер повлажневшие глаза капитан. – Вчера похоронили…

– Как это похоронили? – не понял мальчишка. – Почему?

– Сердце не выдержало…

Собков стоял возле окна, невидяще оглядывая фасады соседних домов. Еще одна жертва, еще одни человеческие страдания. Раньше он не задумывался о муках матерей, жен и детей ликвидируемых им авторитетов, сейчас что то надломилось в душе, сломался какой то рычажок, сгорела важная релюшка.

Ведь Кузнец – тоже чей то сын, муж, отец, а киллер приговорил его к смерти. По какому праву? Кто позволил стать одновременно судьей, прокурором, адвокатом и… палачом? В голове снова завертелись покаяные мысли! Когда же началось перерождение российского терминатора? Уж не со знакомства ли с девчонкой крохотулей?

Слава Богу, хватило ума переложить ликвидацию головастика на других… палачей. И все же часть крови упадет и на его голову, прилипнет и к его рукам. Уже ставших красными.

– Посиди, сынок, в соседней комнате. Можешь прилечь на диван, поспать. Мне нужно поговорить с твоим спасителем.

Непокорный Петька послушно ушел.

Двое мужчин молча смотрели друг на друга. Собков застенчиво улыбался. Да, да, именно застенчиво, ибо не мог найти слов соболезнования, которые утешили бы потерявшего жену капитана. Любое сочувствие намного больше ранимо, нежели равнодушие. Разве можно залечить самыми дружескими словами человеческое горе?

Баянову многое хотелось сказать Александру. Десятки благодарственных слов и сравнений теснились в его душе, но ни одно не выходило наружу. По той же самой причине – ненужности. Настоящая благодарность чурается парадного многословия – старая истина.

– Спасибо, – с трудом выдавил капитан, глядя в окно. – При случае расплачусь. Сейчас – о другом. Есть очередное задание, которое предстоит выполнить твоей группе. Важное и… опасное.

– Пока группы не существует. Все – при деле…

– О каком «деле» ты говоришь? Насколько я помню, единственное полученное вами задание – ликвидировать дальневосточника – уже выполнено. Сына вызволили. Чем сейчас занимаются боевики?

– Щедрому и Доске я поручил… наказать похитителя Петьки. Виков с женой пасут еще одного нелюдя. Думаю и те, и другие через пару тройку дней освободятся.

«Мененджеру» уточнить бы прегрешения неведомого «нелюдя», но он предпочел не углубляться в подробости.