|
Самый милый из ее бзиков маман пару раз мне охотно рассказывала. Программу «Время» в те времена вел молодой и неспешный джентльмен, из тех, что всегда нравятся пожилым леди (никто из нас не помнит его фамилии). Бабушка чувствовала его повышенное внимание к себе и считала невежливым отвечать молчанием. Она писала записки, разворачивала их к экрану и требовала, чтоб ее подвезли поближе к телевизору. Так, не отвлекаясь от основной работы и не выказывая перед остальными телезрителями своей встревоженности, диктор мог узнать, что заслужил благосклонность. «Вчера вы смотрели на меня непозволительно! Но я прощаю вас» — писала ему бабушка, когда была чем-то расстроена, или: «Я вас тоже люблю!» — если пребывала в хорошем настроении. И это был не столько маразм, сколько увлеченность натуры. Ей так важно было придумывать себе какую-то игру, в которую можно было бы верить…
Вот и маман со своими звездочками явно туда же катится. Зато у нее в агентстве стабильно, сытно и престижно… Господи, ну с чего Павлик взял, что это компенсирует тягостность от моего бездействия?!?!
— «Женские факи» — лучший в мире журнал! Я ни черта не делаю и получаю за это деньги! Зашибись! — радостно провозгласила Марина после очередного серьезного разговора с Вредактором. Это было еще в те далекие времена, когда мы с ней обе работали в редакции журнала «Женские факты». Я на тот момент уже ушла из ТЮЗа, уже обнаружила в себе человека с природным чутьем языка, уже поработала внештатным корректором во множестве мест и на постоянную работу в этот журнал была принята без всяких вопросов. Марина, конечно, работала журналистом, хотя настояла — и это взаправду очень смешно выглядело — чтобы в трудовой было написано: поэт. «Настоящий поэт виден по стихам, а вовсе не по бумажкам со званиями», — презрительно фыркала она, но неизменно каждому заново встреченному старому знакомому горделиво демонстрировала ксерокопию трудовой. — «Это отвратительно, но мне некуда было деваться. Записали без моего ведома!» — оправдывалась она со смешками. В тот день Марина буквально приползла в редакцию. Обе мы находились уже в том возрасте, когда ночные посиделки за компом видны, увы, не читателям, а зрителям, рассматривающим нас по утрам. — Бурная ночь? — не преминула поддеть Нинель. — Тебе идет… — Да, — отвечала Марина. — Наедине с тенями Ахматовой и Гумилева. Я хочу выпросить у Вредактора право на серьезную литературную рубрику. На пять номеров вперед материал за две ночи накатала. С таким запасом, он не посмеет отказать! Но он посмел. Вредактор считал, что поэты современным женщинам не интересны. Марина заявила в ответ, что тогда вообще никакую рубрику вести не будет. Вредактор вежливо согласился, сообщив, что именно это он ей и хотел предложить. — Вы умеете оперативно реагировать, — передразнивала Вредактора Марина, делясь со мною в курилке происшедшим. — Вы нужны нам на случаи срочного вызова на репортаж. Скоро, между прочим, мы планируем запускать новостийный раздел… Марина, пока ваша основная задача — присутствовать. Быть под рукой, понимаете? И, пожалуйста, без фанатизма. Не нужно опасных инициатив. Давайте жить дружно… — откомментировав слова Вредактора неприличными словами — все же обидно, когда выпустить классную статью отказываются, — Марина тут же вспоминала о своем выгодном положении и снова становилась довольной: — Но ведь здорово! Мне платят просто за присутствие. Никакого износа творческого потенциала, никаких мук с выпусками! Конечно, такая «лафа» продлилась недолго, конечно, потом Марину «нагрузили» обязанностями… Но и тех было слишком мало, чтоб занять весь ее рабочий день. |
