|
Произошло это не столько от необходимости конспирироваться, сколько по воле случая. Обоюдные приглашения на перекур изначально всякий раз производились перепиской вроде: «Пойдем пыхнем. Нервишки шалят»— «Прямо сейчас?» — «Ага» — «Ну пойдем, встаем на три-четыре» — «Три-четыре!». Потом все эти предисловия писать стало лень, и вызов производится теперь лишь последней фразой. «Три-четыре!» — значит, «вызываю тебя на перекур». С тем же, что послание «Зверь» обозначает у нас отрицание, вышла несколько более запутанная история. Как-то в ответ на какое-то мое незначительно предложение, Ромочка прислал стандартное «ОК». В тот день я прибывала в витиевато-романтично настроении, во всем искала тайные знаки, и все время думала о Бореньке, с которым пару дней, как встретилась. «ОК» пробудило в моем воображении тягу к абстракции. Если воспринимать это буквосочетание, как единый рисунок, то получается весьма забавный, лежащий на боку человечек, с расставленными руками и ногами. «Интересно, почему согласие у нас принято выражать криптограммой с изображением свалившегося на бок человечка?» — спросила я у Ромочки, чем повергла его в длительный ступор. Пришлось рисовать это ОК на листочке и объяснять ассоциации. Ромочка долго охал и смеялся, кричал, что скоро мы изобретем новый, но совершенно бесполезный язык, и долго еще, вместо «ок» неизменно слал мне в ответ «человек на боку». Спустя неделю это выражение сократилось до слова «человек». Ну а дальше, уже понятно. Если «человек» — это согласие, значит отрицание будет — «зверь».
«Как?! И ты, Брут?!» — возмутился Ромочка, который воспринял то, что одна из наших коллег бросила курить, как личное оскорбление, и теперь подозревал меня в подобном предательстве. «Нет, просто курила только что. Разговоры с Александрой Григорьевной иначе не выдерживаю. Да и она — со мной. Едва друг-друга видели сквозь дым в кабинете». У Ромочки моментально делаются большие глаза. В обществе, маман выступает борцом за здоровый образ жизни и даже платит небольшую ежемесячную премию некурящим. Я вспоминаю об этом и заливаюсь краской, стыдясь собственной бестолковости. «Мать родную продашь, лишь бы поболтать!» — отчитывал недавно Боренька Танчика. Ну вот, выходит и ко мне тоже применимо это обвинение… «Как приятно работать в коллективе, где единственной привилегией дочери хозяйки, в сравнении с рядовыми работниками, является возможность курить в кабинете начальства…» — сглаживает ситуацию Ромочка. Нет, все-таки он страшный подхалим! — София, тебя снова к Александре Григорьевне, — по внутренней связи сообщает секретарша. Тьфу! Я только наметила список обзвона! Что у маман там еще за звездочки? — Тебя! — маман растеряно протягивает мне свой сотовый. Недоуменно моргаю. Бред какой-то! Кому придет в голову звонить мне на телефон маман? — Хоть бы поставила в известность, что таких людей знаешь, — криво усмехнулась маман, протягивая мне трубку. Удивительно! Вообще-то она должна быть вне себя от ярости. Ее драгоценное время тратят на мою болтовню?! — Алло, Сонечка? — голос Лилии звучит невинно-встревоженным. — Прости, мы с Геннадием не могли дозвониться тебе, поэтому пришлось навести справки и позвонить на хэнди твоей начальницы. Это же не слишком неудобно? — Слишком, — отвечаю я сухо, и диктую свой рабочий номер телефона. — Откуда ты их знаешь? — хором спрашиваем мы с маман. Выясняется, мы говорим о разных людях. С маман разговаривал некий значимый чиновник, которому она многим была обязана, а потом, когда я подошла к телефону, на связи оказалась Лиличка. |
