К Артуру я не пошла, потому что и без того разговаривала с ним ежеминутно, и прекрасно знала, как первоклассно он разыгрывает открытого человека, и как ледяным лезвием взгляда обрывает разговор, если тот коснётся планов на будущее, или моего несогласия с какими-нибудь приказами в форме мягких просьб.

Например, в студии. После прослушивания первой сведённой песни, которая звучала на удивление прилично и так, будто действительно певица поработала, я восторженно закричала: «Ничего себе, из такого говна, и вдруг конфетка!» Могу себе позволить! Я действительно была неожиданно обрадована! Когда я принялась благодарно трясти наманикюренную руку звукорежиссёра, Артур мягко оттащил меня в сторону, галантно спустил с лестницы, а потом в машине, всё также мягко, наехал:

— Очень не рекомендую тебе вести себя подобным образом. Советую держать дистанцию, и ни при ком не выдавать своих эмоций, — всё это он говорил с тонкой улыбкой и обжигающим блеском бешенства в глазах.

Я взорвалась:

— Что?! Человек ночами не спит, из моих двадцати пяти дублей по строчкам удачные моменты собирает, всякой машинной фигнёй их обрабатывает, к правильным ноткам подгоняет, а я даже поблагодарить его не могу?!

— Ты благодаришь его размером оплаты, — прошипел Артур, — А я, в свою очередь, благодарю тебя, чтоб ты слушалась, и соблюдала приличествующие имиджу звезды правила поведения. Понимаю, что пока благодарность моя незначительна. Но, как только мы выйдем на должный уровень, ты сразу получишь обещанную долю прибыли… Послушай, ну что ты надулась? — он нарочито восторженно коснулся узкой ладонью моей щеки, — Что я могу сделать? Я же обязан отчитываться перед финансистом за твоё поведение!

Вот так и живём. Артур с Рыбкой переводят стрелки друг на друга. Безумная Лиличка честно заявляет, что ни о чём мне не расскажет. А я с полной самоотдачей (а зачем иначе работать-то?) пишу требуемые материалы, совершенно не понимаю, куда мы катимся и пытаюсь поработать клизмой, вытянув своих партнёров по проекту на откровенность. Хотя бы просто на доброжелательность… Ведь эти четверо — весь мой круг общения сейчас. Только с ними я имею право не врать и не лукавить. Как тяжело, всё-таки, быть человекозависимой…

— Ма-ри-на! — сверкая довольной ухмылкой, под пальмой стоял полуголый Артур с полотенцем. Этот скуластый джентльмен, похожий на престарелого юношу, ловкостью движений и скорбью на лице, вызывал сейчас у звезды приступ ничем не оправданного бешенства. — Я, как истинный надсмотрщик, нашёл тебя и здесь. — полушутя, подмигнул он, — В конце концов, я тоже имею право на отдых.

Картинка выходила, как с глянцевой обложки. Смуглый черноволосый Артур в белых шортах, ворошит босыми ступнями пушистую гладь зелёной дорожки. Его ступни — большие, но точёные, похожие на алладиновские из мультфильма, — практически тонут в ворсе.

«И не жалко Рыбке ковров», — мелькнуло в голове у звезды, — «Всё он использует в ущерб и мимо прямого назначения…»

— Не обращайте на меня внимания. — Артур взял газету и улёгся, — Ничуть не хотел помешать вашей чудной беседе.

— Так вот, а Пугачёва поспорила с Киркоровым, что соблазнит Галкина. А Киркоров ей: «Ты в своём уме, в твои-то годы!» — быстро затараторила Марина. Звезда откинула голову и от души расхохоталась. Не от смысла услышанного, а из-за Марининой находчивости.

Артуру, конечно же, всегда было интересно узнать, о чём они так жадно разговаривают. А может, он уже и знал… Он всегда отличался странными методами познания окружающих. Небольшое подслушивающее устройство вполне могло прятаться сейчас где-нибудь за листьями роскошной пальмы.