Постепенно успокаиваюсь. Это же свои, это Свинтус. Да будь он хоть триста раз женат, да свяжись я хоть со всеми призраками мира… «Мы» — остаемся «мы». И, если помочь друг другу не можем, то, по крайней мере, говорим об этом откровенно.

— Что с тобой? Чего ты злишься? О чем задумываешься так странно? Что вообще происходит?

— Злюсь на собственную испорченность, — говорю прямо. — Задумываться — не задумываюсь. Просто прерываюсь на мысленные диалоги.

— С кем?

— С… с одним человеком. У меня с ним телепатическая связь.

— А, бывает…

Свинтус несколько раз похлопывает верх моей ладони. Безобидно, но крепко, словно старого товарища. Нет, ну надо же, а когда-то с наслаждением эту самую руку облизывал! И… Ладно, не будем вспоминать. Вот как все меняется, вот оно — мировое непостоянство. Вчера еще — к себя зазывал почти до согласия, руку выцеловывал почти до дрожи, а сегодня — хлопает дружески. Будто я поперхнулась, честно слово! Или там, аплодисментов попросила…

— Скажи, а тот человек знает о вашей связи? Или она у тебя телепатическая и односторонняя? Ну… Я имею в виду… Ты у него спрашивала, может ли он тебя слышать?

— Спрашивала, — отвечаю. — Только спрашивала тоже телепатически. Вживую я с ним разговаривать не могу, потому что его вживую нет. Он умер недавно…

— А, — Свинтус видит, что я не шучу, но очень старается себя в этом разуверить. — Значит, все в порядке. Значит, ты не вляпалась в очередные неприятности, как я полагал, а попросту сошла с ума. Не переживай, сейчас все лечат…

— Вот спасибо! — обижаюсь, наконец, — Я к тебе со всей душой, без прикрас и таинственности все честно рассказываю, несмотря на жучки и мое паршивое настроение, а ты… Самое банальное — объявить меня сумасшедшей и забыть о волнующей теме. И пусть люди гибнут, и пусть Генка из-за меня схватит Артура! А нам-то что? Мы — сумасшедшие, потому ни за что не отвечаем. Это, милый, спихивание ответственности!

Судя по округлившемся глазам, Свинтус совсем ничего не понял из рассказанного.

— Да не болею я! — перехожу на крик, потому что спокойно в сотый раз доказывать, что ты не верблюд, невозможно. — Я, если хочешь знать, нарочно эту свою телепатическую связь придумала.

— Просто соврала? — недопонимает Свинтус.

— Где же здесь вранье? Все очень честно. Димку убили, мне без него паршиво, вот я и придумала себе его дух, и стала играть в беседы с этим духом. И всем в поезде честно сказала — придумала, играю, не бойтесь… А они все равно боялись. Нет, не соприкосновения с загробным миром, а меня и последствий событий для моей психики…

Добоялись до того, что Димкин дух стал реальностью и принялся мне послания на стенах вагона писать. Ну что ты так смотришь? Видела своими глазами!!!

— Так, — Свинтус бессильно отпускает мою руку. — Это, конечно, синдромы, но тебя они, на мой взгляд, абсолютно не портят. Скажу так: пока сама не захочешь, чтоб этот твой дух исчез, он тебе всюду мерещиться будет. Ты ж тащишься от такой занятной болезни, ты ж свою психику всеми силами на нее настраиваешь.

Дим, скажи, после смерти люди тоже такие странные остаются? Тоже мыслят штампами и ни фига собеседника не слушают? Что? Зачем я с ним вообще разговариваю? Как минимум, потому что он может помочь в поисках Артура. Чем? Ну, во-первых, Свинтус умный, во-вторых… Да нет, ты тоже не дурак. Что ты заводишься?

— Пока на самом деле не захочешь выздороветь, не выздоровеешь.