– Роджер. Костаки…

– Фамилия греческая.

– Да, мой отец был греком.

Роджер так удивился, что заросший волосами субъект, живущий в одиночестве, говорит на его родном языке, что чуть было не клацнул челюстью! Правда, говорит с чудовищным акцентом, но абсолютно правильно! С невероятным трудом Костаки скрыл свое удивление, обернулся на настоятеля, но того уже не было.

– Вы играли на колоколах? – спросил схимник, вонзив топор в деревянную чурку.

– Я.

– У вас огромный талант. Хотите чаю?

– Вы разбираетесь в музыке?

– Когда то я очень неплохо играл на аккордеоне, – ответил отец Филагрий.

– Спасибо, – поблагодарил Костаки. – Большинство не способно оценить, талант ли у музыканта или просто умение брякать на том или ином инструменте!.. Вода из Ладоги?

Отец Филагрий поднял голову и посмотрел из под кустистых бровей на гостя.

– Для чая, – уточнил англичанин.

– Ах, для чая?.. Да да, конечно, другой здесь нет…

Неожиданно для самого себя Роджер согласился.

Они вошли в жилище схимника, и Костаки с удовольствием втянул в себя запах свежесрубленного дерева, смешанный с запахом ладана. Поглядел на небольшой иконостас, мерцающий Божественными ликами в свете лампады. Гудела печка, на которую схимник поставил чайник. Монах достал два граненых стакана и сыпанул на дно по доброй горсти чая.

– Вода в Ладоге хорошая. Думаю, что чище, чем в Темзе. Вы протестант?

– Я был крещен, – ответил Роджер. – Один раз был на исповеди. Неудачно.

Они сели за стол, на котором высилась стопка книг. Прихлебнули из стаканов.

– Вас что то мучает? – поинтересовался отец Филагрий.

– С чего вы взяли?

– В вас злоба чувствуется…

Роджер густо покраснел, хотел было тотчас уйти от этого странного человека, но удержался.

– От вас псом пахнет! – ответил он. – Вы что, не моетесь?

– Странно, – удивился схимник. – Рубаха свежая, стираная.

Он обнюхал себя и пожал плечами.

– Может быть, на ваше усмотрение.

Роджеру стало стыдно, и опять он захотел вскочить и уйти от схимника, который пребывал в состоянии полного покоя и даже не подозревал от другого несимпатий.

– Вы кого то очень сильно любите! – вдруг проговорил отец Филагрий. – Сами того не знаете, а оттого злоба в вас. Поймете, к кому вы не изливаетесь любовью, и вся злоба уйдет, как вода в песок… Пейте чай…

Роджер теперь сидел над стаканом крепкого чая, слушал про собственную злобу и злился. «Какая любовь! – думал он. – Что такое!» Он всю жизнь уповал на чувственную независимость и ощущал влечение лишь к музыке одной, а этот, как его, схимник утверждает, что в нем любовь большая, да еще не осознанная! Где? В каком месте эта любовь? С каким фонарем ее искать!!!

– Что вы можете знать о любви! – выдавил Роджер. – Сидите здесь в одиночестве! Онанизмом занимаетесь? – хихикнул.

– Нет, – ответил отец Филагрий. – Плоть мне нужна лишь для совсем небольших вещей. Дрова нарубить, масло в лампаду налить, книгу читать, молитвы Господу творить. А для другого… – отец Филагрий коротко задумался. – А для другого мне не нужны члены.

Роджер все более мрачнел, а потому вдруг стал говорить еще большие неумности:

– Бог создал человека для жизни и любви.

– Вы правы.

– А вы уединились, никого не любите и не живете, как того ваш Бог хотел!

– Как раз наоборот, – отец Филагрий широко улыбнулся, показывая гостю розовые десны без передних зубов. – Все наоборот! Я люблю Господа, а потому уединился, чтобы ничто не мешало моему единению с Ним.