Там он произнес:
– Литовский Гоблин избил британского Гремлина!
Бен почему то истошно захохотал. Его ржание почти перекрыло третий звонок.
– Пошли, – махнул рукой Костаки.
Они опять толпились за кулисами, но сейчас Роджер был собран, мышцы живота подтянуты, а глаза блестели. Он готовился играть великого Шостаковича.
– Легато, – донеслось до его уха.
– Стаккато, – ответил музыкант и сделал шаг на сцену.
7
Он явился в Москву под осень, когда спадала к зиме листва, устилая парки испорченными коврами, разноцветьем, подгнившим из за вечно моросящего дождя.
Приехал к себе на Петровку, позвонил в дверь. Открыли соседи, которые жили напротив.
– Кого?
– Да никого.
– Тогда проваливай!
– Жил я здесь.
– Колька, что ли?
– Ага.
– У нас здесь прописка! – испуганно сказали соседи.
– Да я просто, домом подышать!
– Ну, подыши…
Он ступил за порог под настороженными взглядами бывших соседей и шумно втянул ноздрями воздух… Домом не пахло… Он огляделся и не нашел знакомых вещей…
– Бабку где похоронили?
– Там же, где и деда… – ответили.
Он поклонился и вышел прочь. Поднял на бульваре руку и, поймав такси, спросил шефа:
– За город поедем?
– Куда?
– В Дедово. Деревня такая есть. В честь моего деда. Четвертной?
Через час он сидел на трухлявой скамеечке возле могил деда и бабки и думал о чем то легком и прозрачном, что в слова трудно перевести. А взамен его эфирных настроений потянуло откуда то жареной картошкой, наверное из деревни, и вспомнилась бабуля, и кусочки из прошлого, особенно детские. Он достал из кармана пол литру, сорвал крышечку и вылил все содержимое в жирную подмороженную землю. Затем перекрестился, поглядел в умирающее небо и пошел с кладбища вон,..
В этот же день он приехал в Лужники, опять на таксомоторе. Просто хотелось поглядеть на футбольное поле, нюхнуть запаха футбольной травы и представить, что вокруг сто тысяч болельщиков, и все воедино кричат: «Колька! Ты наш братан!»
Но все ворота к полю были заперты на замки, и он лишь углядел краешек футбольного прошлого, зелененький с белой линией.
– Писарев? – услышал он из за спины.
Оглянулся и увидел старика. Был бы помоложе, не смог бы сдержать удивления: старик ничуть не изменился за девять лет, только крепче стал. А так, с опытом, лишь курчавая борода дрогнула.
– Николай?
– Я.
– Освободился?
– Сбежал…
– Ясно, – старик чувствовал себя неловко, а оттого мял пальцы левой руки. – Пойдем ка пивка попьем! – предложил.
Колька пожал плечами, и они пошли к ларьку, в котором имелось свежее бочковое. Подули для вида на пену, глотнули жадно и, поставив кружки на столик, посмотрели друг на друга.
– Могу тебя во вторую лигу устроить, – предложил старик. – Силы есть?
– Силы то есть, вот желание отсутствует, – отказался Колька. – Другая у меня теперь дорога… Да и в Москве мне жить нельзя!
– С этим бы помогли…
– Не сомневаюсь. Люди с такими капиталами!..
– Чего? – не понял старик.
– Да ничего! – Колька глотнул пива до дна, утер бороду и заулыбался. – Просто тогда, девять лет назад, я в сейфе помимо денег еще секретную кнопочку обнаружил, а там дно второе, а в нем… Да вы сами знаете…
У старика сделалось злое лицо.
– Да не дрейфь ты, старый! – усмехнулся Писарев. – Уж если тогда не сдал, то теперь помрешь чистым! И все твои тренера, обжиравшие пацанов, тоже чистыми в гроб лягут! А там на все воля Божья!
– Я б на твоем месте речей таких не вел! – в голосе деда чувствовалась угроза. |