Специально совал свою физиономию под свет и скалился, показывая лишенную зубов челюсть…
Через некоторое время настоятель Иеремия собрал свои пожитки и отбыл в северную столицу. Монахи радовались и промеж себя благодарили иеромонаха Василия, пожертвовавшего собой ради братства.
Прожили без головы до осени, а в октябре на Коловце появился иеромонах Михаил. Он и постриг Кольку без лишних проволочек, и стал Колька Филагрием.
Прожил в братии монахом месяц и пришел к отцу Михаилу с просьбой.
– Хочу один жить! – сказал.
– Мы тебе не подходим? – усмехнулся отец Михаил, пригладив свою роскошную шевелюру. – Или от послушаний надорвался?
– Хочу на дальний скит.
– Там же все прогнило, – вспомнил новый настоятель. – И стены попадали!
– Восстановлю.
– А чем питаться станешь?
– Что я, рыбы не наловлю? От иеромонаха Василия удочка осталась, а давеча волна какого то синтетического волокна принесла. Времени много будет, сеть сплету…
– А зимой? Тоже сеть ставить будешь?
– Так я осенью припасов наделаю.
– Октябрь уже, – ставил преграды отец Михаил.
– Успею, – настаивал Колька. – Если братия топора не пожалеет, гвоздей килограмма два, чашку да кирпича, чтобы печь выложить…
– Мы не жадные… Главное, чтобы прок был!
– Будет, – уверенно произнес Колька.
– А ты знаешь, что такое одиночество?
– А вы, отец Михаил, знаете?
– Человек создан Господом, чтобы общаться с себе подобными! Вся природа его противится одиночеству! Мозг от одиночества одержимым становится!
– А я с Господом общаться стану, – улыбнулся Колька. – Разве Господь позволит, чтобы я одержимым стал? Разве с Господом я одинок?..
Отец Михаил мрачным сделался.
– Смотри, не опозорь! А то прискачешь на холода!
– Я не лошадь!
– Хорошо… Можешь два дня не работать… Собирайся!
Колька встал перед отцом Михаилом на колени, поцеловал руку и со всей искренностью, на которую способно было нутро его, поблагодарил настоятеля.
Иеромонах благословил отца Филагрия, а напоследок рассказал про отца Серапиона. Мол, у того покровители появились!
– Знаю, – кивнул головой Колька. – Новость старая.
– Я ему паспорт сделал, визы сделал, – продолжал настоятель. – А пять дней назад был в Питере на подворье, приходит ко мне пара, супруги средних лет, одеты бедненько, лица светлые, хоть и печаль в них. Спрашиваю, чем помочь могу, а они мнутся, держатся друг за дружку, как малые дети напуганные, и только вздыхают тяжко. Да что случилось? – в сердцах спрашиваю. А он набрался смелости, вышел вперед, заслоняя жену, и рассказал, что некоторое время назад в их жизни появился отец Серапион, монах с Коловца, духовником их стал. А потом намекать принялся, что надо ему по святым местам отправиться, чтобы этой самой святости набраться. А они люди небогатые!.. А я и сам вижу – не то что небогатые, бедные просто! Ну, набрали они по друзьям денег на поездку в первопрестольную, а он не успел возвратиться и говорит – посылайте меня в Израиль! Они взмолились, что негде средств более отыскать, а он озлобился и молвит: не найдете – прокляну!
– Ой! – вскрикнул Колька.
– Вот такой Серапион! – хмыкнул настоятель. – Про Израиль у него внятно рассказать получилось!
– И что теперь?
– А уйдешь жить на скит, я его в тот же день раздену!
– Сволота, – ругнулся Колька. – Прости Господи!
Через два дня во время утренней трапезы отец Михаил сообщил всему братству и вольнонаемным, что отец Филагрий уходит жить на дальний скит. |